Забайкальские Робин гуды и капитаны Блады
posted by sadmin
on Tue, 04/12/2016 - 15:55
Голубев Евгений Александрович кандидат философских наук, заслуженный работник культуры РФ и РБ, Почетный работник высшего профессионального образования РФ, член Союза журналистов России, г. Улан-Удэ
Забайкальские Робин гуды и капитаны Блады
Не успели казаки-землепроходцы, охочие и служилые люди переправиться за Байкал, как почти тотчас вслед за ними царские власти стали отправлять ссыльных. Еще в 1648-1649 гг. царь Алексей Михайлович ввел новый сборник законов Московского государства -"Соборное уложение", согласно которому Сибирь определялась как место ссылки и поселения.
Ссыльным крестьянам-бунтовщикам вместо казни, наказав кнутом, от рубали указательный палец на левой руке или отрезали уши и заставляли возделывать суровую сибирскую землю с обязательным условием - часть урожая сдавать в царскую казну "на государя-батюшку".
Особенно жестоко расправлялось русское правительство с участниками крестьянских восстаний под предводительством Петра Болотникова, Степана Разина, Емельяна Пугачева и вожаков других народных мятежей. Обессиленных долгим тюремным заключением, битых батогами, закованных в кандалы заключенных под ударами прикладов и плетей гнали пешком через огромные пространства России, везли в стругах по сибирским рекам. Им приходилось идти до Забайкалья около года. Одни, не дойдя до места, умирали в дороге от холода, голода и болезней, другие, более смелые, бежали.
С 90-х годов XVIII века Сибирь становится основным местом ссылки и политических заключенных. Так енисейский воевода Пашков, пришедший со своими казаками в Нерчинск, доставил сюда и первого ссыльного в Забайкалье - протопопа Аввакума с его семьей. Аввакум не только противился реформе церкви, затеянной царем, но и выступал против роскошной жизни церковников.
Следом за ним в Забайкалье погнали воров, татей, убийц, грабителей, казнокрадов, фальшивомонетчиков и прочих уголовных преступников, а потом и политических противников царя.
Любое восстание или бунт в России немедленно находили отзвук за Байкалом: здесь сразу же появлялись новые партии каторжан, закованных в кандалы. Поэтому разбойников в наших краях в дореволюционные годы было предостаточно.
Дорог тогда здесь почти не было - кругом дикая тайга да степи. Но все равно каждый год по зову "генерала Кукушкина" (так ссыльные называли весну) сотни каторжан уходили в бега. Их не могли удержать ни охрана, ни пули, ни наказания. В Национальном архиве имеется дело арестанта Михаила Козлова из Горного Зерентуя. За первый побег ему дали двадцать пять плетей и поставили "позорные знаки" на лице. За второй прогнали сквозь строй в 500 человек и поставили новые клейма. За третий дважды прогнали сквозь строй и заковали в кандалы. И все-таки он совершил четвертый побег, закончившийся его гибелью.
Местные жители сочувственно относились к беглецам, а чтобы те по ночам не тревожили хозяев, спрашивая подаяние, крестьяне стали мастерить в сенях окошечки и ставить туда молоко с хлебом. Беглые подходили к любому дому, брали приготовленную для них пищу и уходили дальше. Вскоре эта традиция распространилась по всему Забайкалью.
По преданиям, такое окошко прозвали "ланцовкой" - по имени знаменитого разбойника и бродяги Ланцова, которого не могли удержать никакие решетки и цепи. Беглецов давно уже не стало, а "ланцовки" в домах забайкальцев вырубались еще много-много лет. Да и песня о том, как "Ланцов из замка убежал", дожила до наших дней.
Тридцать с лишним лет назад мне довелось поработать в фольклорной экспедиции доктора филологических наук, профессора БИОНа Л.Е. Элиасова, собиравшего легенды и предания среди старожилов Забайкалья. И среди многих сотен записей осталось в памяти предание о казаке Симоне, который вместо того, чтобы заниматься хлебопашеством, охотой или золотым промыслом, в разбой ударился, грабил охотников, тунгусов, пушнину у них отбирал.
Запомнилась и еще одна история о каторжнике Бронникове, более 20 лет долбившем кайлой горную породу в рудниках Акатуя. Был он весь испорот и изодран. На лбу у него красовалось клеймо, на лице - несколько рубцов, а на спине - полосы. И все-таки он бежал и жил в тайге.
Легенда о бродяге, бежавшем с каторги и переплывшем Байкал в омулевой бочке, легла в основу стихотворения местного учителя и краеведа Д.П. Давыдова, которое было переложено на музыку и стало народной песней. Кстати, прославленный поэт-партизан, герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов был родным дядей Д.П. Давыдову, а известный декабрист В.П. Давыдов приходился ему родственником.
В "Летописи г. Иркутска за 1881-1901 гг.", составленной краеведом НС. Романовым, неоднократно - встречаются записи, подобные этим: "20 ноября 1882 г. был арестован полицией каторжный Алифанов, который своими грабежами и убийствами наводил панический страх на жителей Иркутска и соседних селений...".
"27 мая 1887г. в Чите повешены бывший городской голова, комиссионер Кяхтинского торгового товарищества Алексеев и еврей Пента за вооруженное нападение на почту 5 января, при чем было совершено убийство ямщика, другой же и почтальон ранены, Третьему преступнику, атаману Маньковскому, казнь заменена 20-летней каторгой...".
О разбойнике Алексееве стоит рассказать поподробнее. Когда он был городским головой, то во время его правления между Верхнеудинском и Читой вооруженными бандитами несколько раз была ограблена почта. Следствие ни к чему не приводило. И после одного из очередных ограблений позвали на помощь нескольких охотников-бурят. Один из них после осмотра следов на снегу заявил:
- Тут была лошадь городского головы…
Охотника подняли на смех, ибо все знали, что, кроме Алексеева, на его коне никто не ездит. Но охотник упрямо твердил:
- Его лошадь, больше таких следов никто не оставит!
Полицмейстер, предположив, что кто-нибудь по ночам выводит лошадь из конюшни городского головы и совершает на ней грабительские наезды, приказал установить за конюшней слежку.
Несколько суток караулили полицейские - нет, никто из посторонних во двор не заходил, а грабежи продолжались. И вдруг возле мусорной ямы кто-то из них нашел пустой пакет для хранения денег. Пошарили в яме, а там оказалось их несколько десятков. Тут уж подозрения пали на прислугу и служащих. Заподозрить самого Алексеева никому, конечно, и в голову не приходило.
Однако вскоре следствие снова зашло в тупик - прислуга оказалась непричастной к грабежам. И тут полицмейстер (его очень торопило начальство из Петербурга) на свой страх и риск сделал обыск у головы, когда тот был в гостях у губернатора.
Каково же было изумление полицмейстера, когда в письменном столе у "мэра" города он нашел несколько еще не вскрытых денежных пакетов из последней ограбленной почты. Улики были налицо, и Алексеева вскоре арестовали.
Были в старину в наших местах и свои Робин Гуды, или точнее - свои Дубровские, похожие на пушкинского героя. Об одном из них писал в своей книге "Селенгинская Даурия", изданной в 1886 году, известный краевед, долгое время живший в Кяхте: "...В семи верстах от Усть-Кяхты, возле самой дороги (купеческого удунгинского тракта) на правом берегу Селенги есть пещера с узким незаметным входом, но просторная и высокая внутри. Пещера эта до сих пор носит имя Капустина и была одной из наиболее любимых его резиденций...
Уроженец одного из чикойских селений, солдат троицкосавского батальона, Капустин был несправедливо и жестоко обижен начальством и местными богачами, после чего и стал грозой края в середине прошлого века. Однако, как с любовью вспоминали об отчаянном разбойнике троицкосавские мещане и окрестные крестьяне, бедных и крестьян он не обижал и не разорял, а поживлялся больше за счет купцов".
Народная молва приписывала Капустину и добрые дела, и злодеяния, разумеется, но многие местные жители считали (и слух об этом передавался из поколения в поколение), что в капустинской пещере или вблизи ее им был зарыт клад. Увы, поиски прошлых лет оказались безуспешными...
Кяхтинского "Робин Гуда" власти в конце концов изловили и отправили на каторгу, а вот другому каторжнику по прозвищу Ванька-Каин повезло больше других. Совершив побег с Кары, он не стал разбойничать, а укрылся в тайге. Питался кореньями, ягодами, порой за хлебом в деревни или на заимки заходил. А когда услышал, что его выслеживают стражники, подался еще дальше в тайгу, где набрел на одну тунгусскую семью, которая и спасла его от голодной смерти.
"Негоже тебе с нами по тайге шататься, - сказал ему глава семьи - Иди-ка лучше в Бapгузинскую долину. Там, в ее верховьях, наши деды раньше богатое золото добывали. Может, и тебе пофартит..."
Отвели тунгусы беглеца на ту речку, и стал он шурф бить. Бил долго, но своего добился. Наткнулся Ваньки Каин на богатую золотую жилу. За одно лето столько золота намыл, что от тюрьмы откупился, потом себе дом построил, на загляденье всем купцам, и вдобавок ко всему самую красивую девушку в жены взял.
Что в этой истории правда, а что красивая легенда, трудно сказать. Но в архивах местных о Ваньке-Каине столько полицейских бумаг хранится, столько о нем преданий народных фольклористами записано, что хочется верить всему рассказанному.
Впрочем, история восхождения на "торговый Олимп" купеческой династии Кандинских не выдумка. Разными и не всегда честными путями наживали Кандинские свое богатство. Так Хрисанф Кандинский, опутав долгами охотников-эвенков, крестьян и даже чиновников, держал в своих руках все Забайкалье.
Отец Хрисанфа, посадский человек Петр Кандинский, был церковным вором и после допросов и пыток в 1752 году сидел в Якутской тюрьме. И сам Хрисанф тоже пошел по стопам отца. За разные темные дела угодил на каторгу в Нерчинские заводы. Но, не отбыв срок до конца, ловкий сынок вышел на свободу и вскоре "купил" себе купеческое звание. Одновременно занимаясь торговлей, Хрисанф не брезговал и разбоем на большой дороге. Лишь разбогатев, он запрятал подальше свой разбойничий кистень. Уже известный нам В.В. Птицын рассказывал о поучительной истории разбойника Горкина, когда-то "промышлявшего" по московскому тракту и наводившего страх по всему Забайкалью. Горкин был пойман, сослан на каторгу, после отбытия которой поселился в одном из прибайкальских селений. Он обзавелся хозяйством и занялся извозом на той же "государевой дороге", на которой грабил купцов и проезжих.
По свидетельству Птицына, в нем принял большое участие бывший в то время генерал-губернатором Восточной Сибири граф Н.Н. Муравьев-Амурский, который "помог устроиться Горкину, лично видался и ласково обращался с ним". Возможно, благодаря такому отношению графа Горкин не возвратился к прежней "профессии" и не сделался вновь грозою окрестных мест, а занялся честным трудом и кончил жизнь честным человеком.
Были, окидывается, в Забайкалье и свои пираты. У А.С. Сгибнева, занимавшегося историей судоходства на Байкале (см. "Морской сборник", 1870), есть прямое свидетельство этого: "...При императрице Елизавете Петровне большая часть рыбных угодий на Байкале была отдана в арендное содержание графу Шувалову. Тогда значительное число больших и малых лодок, вооруженных небольшими пушками-единорогами, ходило по озеру, во-первых, за надзором, чтобы рыбный промысел производился лицами, имеющими это право; а во-вторых, для защиты рыбопромышленников от разбойников, нередко показывавшихся тогда на Байкале".
Подвергался когда-то разбойничьему нападению и Посольский монастырь. Местные "корсары" напали на него, схватили и долго мучили игумена и казначея, допытываясь, где спрятана монастырская казна. А дознавшись, взяли деньги и скрылись. И почти 100 лет после этого набега забайкальских ушкуйников при монастыре по высочайшему повелению находился казачий караул из бурят и целая батарея пушек.
В. Птицын, которого, как и многих других краеведов, интересовала "разбойничья" тематика, писал о том, что "в старые годы на Байкале существовали пираты. В своих легких лодках налетали и грабили они купеческие неуклюжие баржи с товарами...".
Далее он рассказывал: "Одного из известнейших в свое время байкальских пиратов, Сохатого, еще помнят в Забайкалье. Он славился своей необыкновенной силой. Из подвигов его особенно выделяется разгром и ограбление им Чертовкинской ярмарки, бывшей ежегодно на одном из островов устья Селенги. Во главе 12-ти товарищей внезапно бросился Сохатый на балаганы с товарами, захватил, что ему понравилось, и скрылся никем не преследуемый. Такой ужас навело на всех бывших на ярмарке русских и бурят - а их было там до 300 человек - неожиданное и смелое появление страшного разбойника...".
Как ни странно, но, пожалуй, никто так глубоко и вдохновенно не воспевал Байкал, как беглые каторжники, которых в народе называли "прохожими" или "рысаками". Ведь не все каторжане были отпетыми ворами, разбойниками или пиратами, способными лишь на разбой и насилие. Среди них было много простых рабочих и крестьян-тружеников, из-за произвола судебных властей и начальства попавших на каторгу. На их фольклоре было создано немало замечательных песен, которые, несмотря на авторство, считаются подлинно народными, ибо в них звучала могучая, гордая народная сила, жажда свободы и воли, молодецкая удаль.
Евгений Голубев
- 2411 reads
Who's new
- sadmin
- wizard2012