Navigation

ДЕСАНТНАЯ ОПЕРАЦИЯ У ПОСОЛЬСКОГО МОНАСТЫРЯ НА ОЗЕРЕ БАЙКАЛ И БОИ У СТАНЦИИ ПОСОЛЬСКОЙ 14-20 АВГУСТА 1918 ГОДА

Error message

  • Deprecated function: implode(): Passing glue string after array is deprecated. Swap the parameters in drupal_get_feeds() (line 394 of /home/fr1346/public_html/includes/common.inc).
  • Deprecated function: The each() function is deprecated. This message will be suppressed on further calls in menu_set_active_trail() (line 2405 of /home/fr1346/public_html/includes/menu.inc).

Камбалин А.И.

Алекса́ндр Инноке́нтьевич Камбалин (20 августа 1888, Усть-Каменогорск — 24 мая 1972, Сан-Франциско) — русский военачальник, полковник. Георгиевский кавалер. Участник Первой мировой и Гражданской войны, видный деятель Белого движения в Сибири, участник Великого Сибирского Ледяного похода.

ДЕСАНТНАЯ ОПЕРАЦИЯ

У ПОСОЛЬСКОГО МОНАСТЫРЯ НА ОЗЕРЕ БАЙКАЛ

И БОИ У СТАНЦИИ ПОСОЛЬСКОЙ 14-20 АВГУСТА 1918 ГОДА

К лету 1918 года общая политическая и военная обстановка в Сибири рисовалась в следующем виде: после выступления чехов против большевиков в Новониколаевске в апреле-мае 1918 года, при содействии местных нелегальных (офицерских) организаций, были освобождены от большевиков города Томск, Омск, Барнаул, Бийск, Кузнецк и другие. Власть перешла в руки Сибирского Областного Правительства, состоявшего из членов Сибирской Областной Думы во главе с Якушевым. В качестве членов входили: П. Вологодский (будущий премьер Омского правительства), И. Михайлов, кооператор Сазонов и, кажется, известный путешественник сибиряк Г.Н. Потанин, яркий поборник сибирской автономии. Военным министром стал полковник Гришин-Алмазов.

Власть на местах создавалась путем восстановлений, целиком или частично, аппарата, существовавшего при Всероссийском Временном Правительстве. Политическая окраска представителей местной власти была разномастная, но городские Думы - определенно эсеровского толка.

Красные, состоявшие из разнообразных отрядов, начали отходить на восток к Красноярску и Иркутску, попутно, как снежный ком, увеличиваясь за счет красных гарнизонов, оставляемых городов и местечек.

После взятия войсками подполковника Пепеляева г. Иркутска 11-12 июля (в коем деятельное и славное участие принял наш родной 3 Барнаульский стрелковый полк), красные с огромным количеством подвижного состава, в количестве до 15 000, под общим командованием товарища Голикова скопились на узенькой ленточке Круго­байкальской железной дороги в районе станций Танхой - Мурино.

Таким образом, вся средняя и восточная Сибирь, кроме Забайкалья, были совер­шенно свободны от красного ига. В Западной Сибири борьба шла уже на восточных склонах Урала.

Доблестные части генерала Вержбицкого очистили Акмолинскую область, Тобольскую губернию и восточные уезды Пермской губернии. В районе Челябинск- Екатеринбург орудовали уральские части генерала Голицына. Семипалатинск явился базой 2 Степного корпуса генерала Иванова-Ринова для действий против красных на Сергиопольском и Вернинском направлениях и вверх по Иртышу в Западном Алтае.

Всюду по Сибири еще бродили разрозненные партии и отряды красных, непрерывную и беспощадную войну с коими вели местные воинские части Сибирской армии.

Население, особенно городов, так как деревня коммунизмом тронута почти не была, наиболее пострадавших от большевистской власти, вздохнуло свободно. Оживились общественные, хозяйственные и коммерческие силы. Торговля в Сибири сильно пострадала от большевиков, так как продолжительная оторванность от метрополии и закрытие маньчжурской границы сказались уже в виде недостатка многих товаров на рынке.

Местная весьма слабо развитая промышленность, совершенно не в состоянии была удовлетворить потребности населения, привыкшего в своей жизни к достатку и даже изобилию. Все это настоятельно, кроме чисто военных соображений, требовало пробить дорогу на Восток, к маньчжурскому рынку и открыть двери к внешнему миру в возможно короткий срок.

Перехожу непосредственно к описанию десантной операции на берегу озера Байкал у Посольского монастыря и боя на станции Посольской.

После затяжного, но удачного для нас боя у ст. Мурино, интересного также, как пример искусного тактического приема - классическая засада - примененного подполковником Пепеляевым в этой операции, красные отошли с большими потерями к станции Танхой, где и закрепились.

Сильная по природным условиям (узкий фронт, обеспеченность флангов - правого оз. Байкал, левого тайгой, болотами и отрогами хребта Хамар-Дабана) позиция красных с фронта была усилена несколькими рядами окопов, защищенных проволочными заграждениями.

Точных данных о силах большевиков не имелось, но полагали, что сюда со всей Сибири нами было согнано до 15 тысяч. Вооружение у большевиков было отличное, снарядов и патронов они немало вывезли из попутных сибирских артиллерийских складов и при своем отходе. Их же запасами, главным образом, питались и мы. Имелись у них и бронемашины, несколько броневых поездов, которые играли огромную роль, так как операции велись все время вдоль железнодорожной магистрали. Самым же большим их плюсом было господство на озере Байкал, что достигалось превосходно вооруженными тяжелыми орудиями (4, 2-дюймовыми гаубицами и 6-дюймовыми пушками) ледоколами «Байкал» и «Ангара» и серией мелких речных пароходов с рек Ангары и Селенги.

К указанному периоду времени наше положение было следующее: командующим Восточным фронтом был известный чешский генерал (тогда полковник) Гайда, бывший командир 7 чешского полка.

Русскими частями командовал популярный сибирский патриот, молодой подполковник А.Н. Пепеляев, кавалер ордена Святого Георгия 4 степ, и Георгиевского оружия, участник Великой войны в составе 11 Сибирской стрелковой дивизии. Человек высокой личной доблести, преданный долгу, пылкий патриот и талантливый военачальник. Как кадровый офицер, происходя из старой военной семьи, политически он, конечно, не был подготовлен для такого высокого поста, на который его вознесла счастливая звезда военной карьеры, что впоследствии так пагубно отразилось на его добром имени и популярности и привело его к бесславному концу в большевистской каторге.

Тем не менее, заслуги генерала Пепеляева перед Родиной и, особенно, перед родной Сибирью большие, и в сердце благодарного сибирского населения всегда найдется теплое, доброе чувство признательности этому беззаветно мужественному и честному юноше-генералу.

Силы наши состояли из пехотных полков четырехротного состава (60-70 штыков), сформированных в освобожденных городах Сибири из мобилизованных офицеров и добровольцев солдат, гимназистов, реалистов, студентов и др.

Незначительное количество артиллерии, имевшейся у нас, мы не могли исполь­зовать в достаточной мере, так как к этому времени не совсем был расчищен и исправлен железнодорожный туннель № 19, что к востоку от станции Слюдянка, разрушенный красными при отступлении. Одновременно с подготовкой десанта, шла организационная работа по сведению наличных частей в две дивизии. Таким образом, и 2 Новониколаевские Сибирские стрелковые полки и 3 Барнаульский Сибирский стрелковый полк и только что подошедший под командой полковника Зиневича 4 Енисейский Сибирский стрелковый полк - составили 1 Сибирскую стрелковую дивизию - начдив полковник Зиневич. Томские номерные полки - 1, 2, 3 и 4 с переимено­ванием - 5 Томский Сибирский стрелковый, 6 Мариинский Сибирский стрелковый, 7 Кузнецкий Сибирский стрелковый и 8 Бийский Сибирский стрелковый – образовали Сибирскую стрелковую дивизию - начдив Укке-Уговец. Обе дивизии составили 1 Средне-Сибирский корпус - комкор полковник Пепеляев.

В Иркутске сформировалась Иркутская дивизия - начдив полковник Гривин. Части ее уже появились в нашем расположении. Отлично помню интересную встречу бывших учеников со своим учителем. Подполковник Вольский - первый командир 3 Барнаульского стрелкового полка (выпуск 1912 года Иркутского военного училища) и я, помощник его в чине капитана (выпуск 1909 года Иркутского военного училища) сидели за обедом на стоянке полка (на станции Утулик), когда к нам вошел какой-то высокий полковник и просил уделить часть халупы для размещения его полка - 10 Байкальского Сибирского стрелкового. Каково было наше изумление, когда в вошедшем мы узнали полковника Пархомова, бывшего помощника, а потом и инспектора классов Иркутского военного училища, своего преподавателя и наставника. Радости и удовольствия от встречи не было предела.

Наша 1 Сибирская стрелковая дивизия была неполной, так как 1 Новониколаевский полк - командир полка капитан Зеленевский - все еще гонялся за большевиками в Кулундинской степи Славгородского уезда и в предгорьях Алтая. 2 Новониколаевский получил наименование 2 Барабинского Сибирского стрелкового полка - командир капитан Ивакин. Должен добавить, что пулеметов у нас было не более одного на роту и, главным образом, легкие дисковые «льюисы».

Все попытки овладеть укрепленной Танхойской позицией большевиков не дали благих результатов. Командование же, в силу указанных выше экономических и политических причин, форсировало продвижение на Восток еще из стратегических соображений. Очищение Забайкалья от большевиков и соединение с отрядом есаула Семенова, освобождало часть чехов и наш 1 Средне-Сибирский корпус Пепеляева для действий на Урале, где, по-видимому, положение было затруднительным, так как большевики, опираясь на коммунистические части уральских заводских рабочих, оказывали упорное сопротивление.

К половине августа, туннель № 19 был, наконец, исправлен, части получили возможность пользоваться подтянутой прямо к полотну железной дороги своей артиллерией, снабжение продовольствием улучшилось и подошли свежие силы (Иркутская дивизия полковника Гривина). Для овладения Танхойской укрепленной позицией красных, разгрома их и спасения большого железнодорожного моста (8 пролетов) через р. Селенгу, командование решило высадить десант в тыл красных и одновременно атаковать их с фронта.

Как я уже говорил, господство на озере Байкал было в руках красных, поэтому предполагаемая операция требовала основательной и всесторонней подготовки, выбора стойких частей и назначения соответствующего твердого и решительного начальника десанта и умелой согласованности действующих частей. Где-то в Иркутске, на Ангаре нашли два небольших старых пароходика, привели их в порядок, прицепили к их бортам по барже, на корму и нос поставили по трех­дюймовому орудию. На баржах, сверх того, укрепили две гаубицы (под начальством артиллерийского капитана Страхова), и весь наш грозный флот сосредоточился в селе Лиственничном, что при истоке реки Ангара из Байкала.

Должен заметить, что в Иркутске разыскалась застрявшая из-за переворота группа морских офицеров, ехавших на службу в Амурскую флотилию. Моряки, большинство молодежь, с энтузиазмом приняли самое деятельное участие в этой операции.

Штабом полковника Гайды в десант были назначены: рота 7 чешского полка, ударный чешский батальон (командир майор Дворжак), сотня казаков Иркутского казачьего войска; начальником отряда - генерального штаба подполковник Ушаков, состоявший до сего времени начальником штаба фронта у полковника Гайды. От 1 Сибирского корпуса в десант попал наш 3 Барнаульский стрелковый полк (3 офицерские роты и одна добро­вольческая, всего штыков по 60-70 на роту при 6-7 пулеметах) и, кроме того, одно орудие. Общая численность нашего отряда не превышала 900 штыков и сабель.

14-го или 15 августа все назначенные в десант части сосредоточились в с. Лиственничном, передохнули, привели себя в порядок, пополнили запасы огнеприпасов и продовольствия. Погода благоприятствовала операции: стояли теплые, ясные, солнечные, осенние дни с довольно прохладными байкальскими утрами. Посадка не заняла много времени и прошла в отличном порядке. Под вечер наша флотилия вышла из с. Лиственничного на с. Голоустное, держась вблизи высоких скалистых берегов оз. Байкал, маскируя свое движение и одновременно зорко следя за возможным появлением красных ледоколов «Байкал» и «Ангара». В Голоустном, бедном рыбацком поселке, задержались до ночи и выступили оттуда на перерез Байкала с таким расчетом, чтобы к Посоль­скому монастырю подойти на рассвете, используя утренний туман, как завесу против красных, со стороны станции Мысовой, где на рейде дежурил ледокол «Байкал». Ночь стояла тихая. Суда при потушенных огнях в полной тишине вышли в озеро. Южный берег Байкала (впрочем, и все остальные берега) не изобилует удобными причальными местами, в районе же Посольского монастыря имеется много лагун (местное название «сор»), берег низкий и болотистый, что требовало особенной осторожности и искусства со стороны наших моряков, и нужно отдать им справедливость, с задачей своей они справились блестяще.

На рассвете, при переменном тумане, мы подошли почти к самому берегу и в просветах тумана увидели белую каменную церковь и такую же ограду монастыря. Благодаря глубокой осадке барж, пароходы пристать вплотную к берегу не могли и бросили якоря в саженях 10-15 от берега.

Люди по трапам спустились с судов в воду и вброд перешли оставшуюся полосу воды. Труднее было высадить конский состав казаков и орудие, но после дружных усилий пехоты все прошло благополучно. Высадив нас, флотилия должна была тотчас же, под покровом тумана возвратиться в с. Голоустное и прийти к Посольскому монастырю на следующий день с запасом продовольствия для десанта.

Ближайшей задачей отряда было занятие станции Посольской и перерыв железно­дорожного сообщения красных с тылом - г. Верхнеудинском. Между тем, выяснилось, что Посольский монастырь от ближайшей железнодорожной станции Посольской и села Большереченского находится в верстах 8-9, причем вся эта полоса представляет сплошное болото, трясины, с редкими островками твердой почвы, поросшей кустар­никами и камышами. Сообщение с монастырем поддерживалось по узкой тропе и мосткам в одну доску. Обстоятельство это было неожиданным для начальника отряда и вынудило его разделить отряд на две части, направив казаков и орудие кружным путем вдоль берега через с. Кабанское (крюк верст в 60), пехотным же частям пришлось продвигаться на ст. Посольскую через болото.

Странную походную колонну представлял наш отряд, вытянувшись гуськом, по одному, на несколько верст, прыгая с кочки на кочку и балансируя на предательских мостках.

Около полудня наш отряд подтянулся к с. Большереченскому, к этому времени чехи, бывшие во главе колонны, заняли уже Посольскую, что в верстах в полутора к востоку от названного села. Исходное положение, таким образом, было занято без помех и при полном отсутствии красных в этих местах.

Элемент случайности играет в военном деле огромную роль; в данной же операции он приобрел исключительное значение, отразившись как на тактическом выполнении нашей задачи, так и на решительных, блестящих ее результатах. Весь Посольский бой представляет собой сцепление ряда случайных и непредвиденных обстоятельств, спутав­ших первоначальные предположения. Начальник отряда внес некоторый сумбур в действия частей, что привело к гибели выдающегося боевого офицера подполковника Ушакова.

Было бы непростительно не отметить того прекрасного бодрого боевого настроения, граничащего с горячим энтузиазмом среди молодежи нашего полка, который царил во всех частях.

Опасная трудная десантная операция только зажигала задор и страстное спортивное соревнование в каждом бойце, толкая его на подвиг и самопожертвование. Песням, шуткам и остротам не было конца, все делалось с полунамека или часто по своей инициативе, вызывая только одобрение и похвалу начальства. Наши вчерашние реалисты, гимназисты и студенты, получив боевую закалку в предыдущих тяжелых боях под Иркутском, у Култука, Слюдянки, Солзана и у ст. Мурино, являлись уже превосходными старыми солдатами. Об офицерском же составе рядовых не могу не вспомнить без чувства восхищения и преклонения, доблестно же павших на поле чести да упокоит Господь в селеньях праведных!

Измученные и нравственно, и физически, потерявшие все дорогое и близкое, затравленные и униженные, обреченные на гибель, офицеры сражались как львы, зная, что пощады не будет.

Перехожу к изложению событий самого боя, восстанавливая все по памяти и, если она мне в чем-нибудь изменила, прошу строго не судить за это. В момент занятия чехами ст. Посольской, на моторной дрезине из Верхнеудинска подкатил к ней комиссар Миронов и, будучи заверен встреченными чехами, что они являются мадьярскими частями Красной армии, развязал свой язык и выболтал много важных для штаба нашего отряда сведений. Между прочим, от него узнали, что у ст. Татауровой стоит готовый подрывной состав для минирования и разрушения моста через Селенгу, и что там же находится полевой артиллерийский склад красных.

Начальник отряда подполковник Ушаков, имея в виду, что красные еще не подоз­ревают о нашем присутствии у них в тылу, так как телеграфные и телефонные аппараты ст. Посольской с момента ее занятия перешли к чехам, которые продолжали играть роль красных, решили захватить подрывной состав у Гатауровой. Необходимый паровоз нужно было добыть от ожидавшегося после полудня из Мысовой проходом на Верхнеудинск, товарно-пассажирского поезда.

На ст. Посольской была устроена засада. Для обеспечения отряда со стороны ст. Мысовой и Танхоя на запад были выдвинуты две офицерские роты 3 Барнаульского полка под командой капитана Камбалина. Ближайшей задачей ротам ставилось пропустить товарно-пассажирский поезд красных, разобрать и разрушить железно­дорожный путь и, избрав позицию, занять ее для обороны и подхода остальных рот полка, оставшихся еще в дер. Большереченской. Роты барнаульцев (командир 2 роты поручик Басклейн, командир 3 роты поручик Панков) спешно двинулись по полотну железной дороги на запад к разъезду Боярскому. Погода была прекрасная, шагать по шпалам мы уже научились и около 4-5 часов вечера без помех подошли к закрытому разъезду № 19 (9-10 верст от Большереченской). В это время впереди за поворотом леса, верстах в 1-2, мы заметили паровозный дымок, а затем и гудок. Полагая, что это и есть ожидаемый нами поезд, мы в момент оставили полотно дороги и рассыпались по кустам и ямам шагах в 80-90 к северу от железной дороги, залегли и приготовились ко всяким неожиданностям. Через несколько минут мимо нас проследовал пассажирский поезд, составленный из разнообразных вагонов. На площадках вагонов стояли воору­женные до зубов красноармейцы, точно также их много было видно в окнах и коридорах.

Пропустив этот поезд и дав ему возможность скрыться за ближайшим мысом, мы высыпали на железнодорожную насыпь, дабы приняться за разрушение путей, но появление второго поезда заставило нас вернуться в свою засаду.

Вторым оказался бронепоезд, причем он шел четной колеей (то есть колеей пред­назначенной для поездов западного направления). Обстоятельство это навело нас на размышление, но догадаться о причинах сего мы еще не могли. Рассеялся этот вопрос с появлением следующих 4 эшелонов, следовавших по обеим колеям дороги на интервалах в 10-15 минут времени один за другим.

Сомнений не было, что красные отступают от Танхоя и Мысовой под давлением наших частей, действовавших с фронта (полковник Пепеляев). Неожиданность этого обстоятельства ставила отряд барнаульцев в затруднительное положение; руки чесались от бездействия, злоба накипала при виде врага так близко. Нужен был какой-то выход.

Случайно 7 и 8 эшелоны красных почему-то задержались на разъезде Боярском и дали нам, наконец, возможность развернуть гайки рельсов на обоих путях, вынуть костыли и оставить рельсы в том же положении для маскировки. В этой спешной и малознакомой работе нам помогли несколько ремонтных путевых рабочих, оказав­шихся на участке.

Дело сделано, мы снова в засаде, при виде возобновивших свое движение эшелонов с разъезда Боярского. На полном ходу оба поезда налетают на разрушенный путь и терпят грандиозное крушение. Паровозы отрываются от составов и бегут вперед, на следующем разобранном стыке с грохотом скачут по шпалам и затем грузно застревают на месте, из них со свистом и шумом вырываются клубы пара, обволокшие их густым туманом. Вагоны с адским грохотом сталкиваются друг с другом, задние напирают на передние, становятся на дыбы или валятся с насыпи в канавы. Ко всему этому надо прибавить беглый огонь из винтовок и пулеметов, крики и стоны раненых, обезумевших красноармейцев. Картина незабываемая, ужасная, но и победная. Оба пути были загромождены и разрушены основательно.

Затем появляются в полверсты 9 и 10 эшелоны, но, видя впереди себя что-то неладное, высылают разведку. Крушение для этих поездов мы не имели возможности подготовить из краткости времени. Сильным ружейным и пулеметным огнем мы заставили эти эшелоны задним ходом убраться восвояси на разъезд Боярский, откуда только что прибежали береговой тропой наши разведчики, пережившие там тяжелые минуты в окружении красных и послужившие причиной задержки этих эшелонов красных.

Приняв необходимые меры охраны и разведки, и наметив позиции для боя, мы принялись за очистку эшелонов 7 и 8. Вместе с довольно большим количеством пленных мы обогатились изрядным количеством патронов, оружия, гранат и продо­вольствия. Комиссаров расстреляли на месте, остальных берегом озера Байкал отпра­вили в Посольский монастырь - нашу базу. Потерь у нас, конечно, не было. Внезапность великая вещь - предохраняет от лишних жертв и дает решительные результаты.

Что же сталось с пропущенными нами шестью эшелонами? Что делали наши части, оставшиеся у станции Посольской? Расскажу, что слышал от командира 3 Барнаульского стрелкового полка подполковника Вольского.

Эшелоны красных, не доходя до дер. Большереченской, заметив на путях дрезину и группу людей, остановились и выслали разведку. Группа эта - подполковник Ушаков и подполковник Вольский - была на разведке для выбора позиции на случай обороны. Неожиданное появление поезда заставило их броситься наутек к станции Посольской. Красные, выдвинув бронепоезд в голову, начали медленно продвигаться к дер. Больше­реченской. Между тем, начальник отряда и командир полка добрались до деревни и своих частей и начали спешно занимать позицию.

Две роты, 1 офицерская и 4 добровольческая 3 Барнульского полка, заняли южную окраину дер. Большереченской и местность впереди западной окраины. Правым флангом отряд упирался в болото, прикрывая тропу к Посольскому монастырю. Чехи, имея в тылу станцию Посольскую, заняли восточный берег Большой речки и железнодорожный мост через нее. К этому мосту при выступлении из села нами была выслана партия под командой поручика Р-ва с заданием пропустить товарно-пассажирский поезд и разрушить пути на мосту или сжечь деревянный настил.

Командир этой партии, правильно оценивая обстановку, сжег деревянный настил, приведя мост в негодность перед самым подходом к нему броневика, чем оказал исключи­тельную услугу всему отряду, выигравшему бой и захватившему шесть эшелонов.

Едва роты Барнаульского полка заняли позиции, как закипел отчаянный бой. Бронепоезд красных, продвинувшись к мосту, убийственным огнем стал фланкировать расположение нашей 4 роты. Значительные потери и невозможность держаться на открытой позиции, заставили оттянуть ее к самой окраине села. Цепи красных, при поддержке броневого автомобиля, снятого с платформы, упорно наседали на село с запада. Раза два этот броневик натыкался на сооруженные барнаульцами баррикады и осыпаемый градом пуль возвращался назад.

Не раз пытались красные, под огнем нашей 1 роты и чехов, исправить поврежденный мост и прорваться на станцию Посольскую, но наш пулеметный огонь заставлял их прекращать эти попытки. Орудие наше и казаки находились где-то далеко, и фактически наша единственная пушка за время боя не сделала ни одного выстрела. Вся тяжесть боя легла, конечно, на пехоту и, в частности, на 1 и 4 роты Барнаульского стрелкового полка.

Мы, находясь на разъезде № 19, слышали непрекращающийся грохот стрельбы и клокотание пулеметов до поздней ночи, но кроме усиленной заставы и разведки в свой тыл на помощь ничего не могли послать. Наша связь со штабом, конечно, была прервана, оставалось полагаться только на свои силы, ожидая, с минуты на минуту, появления перед своим фронтом красных, главные силы которых были еще на западе.

Ночь была холодная и тревожная. В тылу кипел горячий бой, результаты которого гадательны, имея в виду техническое и численное превосходство красных. Наши части могли им противопоставить только свою самоотверженность и свой боевой опыт.

Все наши попытки войти в связь со штабом полка ни к чему не привели, связь пропа­дала или натыкалась на залпы красных и возвращалась обратно. Наконец, ночью послали связь кружным путем берегом Байкала через Посольский монастырь. Этот трудный путь требовал в одном направлении около 20 верст при семи-восьмичасовой ходьбе. Ответ мы могли ожидать не раньше следующего утра или полудня.

Под утро в тылу у нас бой стал стихать и к восходу солнца прекратился совершенно. Загадочность этого конца и интриговала, и возбуждала новые тревоги.

Через некоторое время перед нашим фронтом появились крупные пешие разведыва­тельные части красных, а также, по-видимому, и конные разъезды 1 анархистского полка, навербованные, по-видимому, из забайкальских казаков. Мы отбивались как могли и, в свою очередь, проявляли доступную нам активность. Разгоралась перестрелка. Дымки паровозов красных эшелонов ярко выделялись на зеленом фоне тайги, они были многочисленны и продвигались к нам все ближе и ближе.

Неожиданно показались густые цепи красных со значительным количеством пулеметов и начали упорно наседать на нашу жиденькую цепь штыков в 100-120. Было ясно, что упорного боя мы не выдержим, было невозможно задержать эту лаву, подгоняемую отчаянным желанием прорваться на восток под давлением частей полковника Пепеляева.

Отход к своим вдоль полотна железной дороги на станцию Большереченскую был сомнителен. Слева непроходимые болота, а к югу бесконечная тайга, нам не были известны результаты ночного боя, не было известно расположение чехов, и потому возникал вопрос, что, отходя на Большереченское, не попадем ли мы в лапы к красным.

Этот вопрос заставил нас принять более осторожное решение - отходить на Посольский монастырь берегом Байкала по известным нам охотничьим тропам. В Посольском монастыре мы могли узнать точно о положении у Большереченского, там был наш главный перевязочный пункт, и туда же могла вернуться наша связь, высланная ночью в штаб полка. Не принимая решительного боя и задерживая продвижение красных на рубежах, мы отошли несколько к востоку от разъезда № 19 и затем, около полудня, круто свернули к берегу Байкала и, выйдя из сферы огня, быстро зашагали к монастырю.

Сведения, полученные в монастыре, были нерадостны: погиб начальник отряда подполковник Ушаков, который по окончании выигранного нами боя за обладание шестью эшелонами, поехал на паровозе с несколькими солдатами к нашему отряду на разъезд № 19, где, приняв красных за цепь барнаульцев, вышел к ним один и попал в плен. После невероятных пыток (обливания керосином и выжигания половых органов) он был зверски убит и брошен около железной дороги.

Чехи, возбужденные пленением своего любимого начальника, пошли было к нему на выручку, но встретили красных уже к востоку от разъезда № 19 и ввязались в упорный бой.

В монастыре же мы встретили свою связь с приказанием командира полка отходить на присоединение к полку на станцию Посольская. Не помню, был ли указан в приказе маршрут движения, но мне кажется, что на словах передан совет командира полка избрать путь на монастырь, дабы прикрыть путь к нему с запада и обеспечить покой наших раненых, которых здесь скопилось уже большое количество.

Немного передохнув, мы выступили из монастыря на станцию Посольская по тому же пути, по которому шли накануне. По назначению роты прибыли уже утром. Положение было напряженное. К западу от Большереченского чехи и наша 1 рота вели бой с красными. За смертью подполковника Ушакова не было единой твердой власти начальника, ибо, из слов подполковника Вольского, я понял, что он является его заместителем и вступил в командование отрядом. В то же время чешский штаб во главе с майором Дворжаком, считая себя, по-видимому, преемником погибшего начальника отряда, распоряжался всем.

Я не помню, был ли приказ по отряду, и кто в действительности назначен замести­телем начальника. Вопрос спорный, скажу правду: чехи не любили подчиняться русскому начальнику, и иногда их своеволие вызывало справедливое негодование и нарекание среди русских.

Если среди чехов и были хорошие солдаты и начальники, то в массе это был сброд, не блиставший воинскими добродетелями. Что еще отвращало нас от них, так это их жадность к материальным благам, ко всему, что плохо лежит, а в дележке воинской добычи стремление урвать лучший кусок. Эти дурные стороны впоследствии распустились махровым цветом и омрачили русско-чешское братство предательством Верховного правителя адмирала Колчака.

Если бой прошлой ночью с шестью эшелонами красных был удачен, принеся нам огромную добычу, рассеяв красных по гиблой тайге и сильно подняв дух в наших частях, то всем этим мы обязаны умелому управлению боем, согласованности действий частей, единой воле начальника отряда и порыву и самоотверженности бойцов.

17 же августа обстановка резко изменилась: двоевластие, отсутствие связи, моральная подавленность в связи с потерей доблестного начальника, все это чувство­валось на каждом шагу. К утру красные подошли к Большой речке. 2 и 3 роты барнаульцев усилили боевой участок чехов на правом берегу речки от железной дороги на севере до болота. Первая рота 3 Барнаульского полка оторвалась, оставаясь на западной стороне реки, отошла от железнодорожной насыпи и заняла позиции по лесистым сопкам, фланкируя наступление красных. 4 рота (добровольческая) от села Большереченского подалась к северу, к болоту и остатками своими прикрыла дорогу на Посольский монастырь, непрерывно поддерживая огонь по проходящим вдоль железно­дорожного полотна красным.

Часов около 8-9 утра 18 августа обнаружено было большое скопление красных в лесу к югу от железнодорожного моста на западном берегу речки, которую они вскоре перешли вброд и сбили чехов, занимавших позицию у моста. С криками отчаяния: «На Верхнеудинск, товарищи! Вперед, все равно пропадать!» и пр., красные густыми цепями наступали по хлебному полю и десятками валились под нашим пулеметным огнем с противоположного берега речки. Впоследствии крестьяне с. Большереченского в течение долгого времени находили разложившиеся трупы среди хлебов, и суеверные обитатели села боялись приступать к каким-либо работам на этих полях.

С оставлением чехами моста, красным легко было переправиться через Большую речку и угрожать самой станции Посольской, отстоящей от реки в полверсты и где находился штаб нашего полка и чешского ударного батальона. Одиночные люди и группы чешских и наших рот в беспорядке скопились на станции. Бой шел уже у выходных стрелок станции. Необходимо было быстрое решение и твердое выполнение его, иначе грозила гибель. Недалеко, к югу станции, господствуя над ней, возвышалась лесистая гора, она то и привлекала внимание командования и разрешила создавшееся тяжелое положение. Заняв позицию по ее склону и выслав разведки на фланги для розыска и связи с рассеянными нашими людьми, мы взяли красных под фланговый огонь. Путь красным на Верхнеудинск был открыт. Заняв станцию, они лихорадочно приня­лись за исправление моста через речку, намереваясь воспользоваться бронепоездом и другими составами, застрявшими на путях у Большереченского. Огонь нашей 1 роты, а также и наш нервировал красных и мешал им в работе. Заметно было также, что в тылу у них не совсем благополучно, как оказалось - это были части полковника Пепеляева, шедшие к нам на выручку.

Красные нас особенно не тревожили, но сидение в лесу под начавшимся дождем, с захваченными пленными, угрюмо посматривавшими на нас и готовыми, при первой возможности, разбежаться, заставило нас оставить эту позицию.

Решено было, углубившись немного в тайгу, идти на запад на розыски передовых частей полковника Пепеляева. Вопрос с продовольствием все ухудшался: доедали последние запасы хлеба и консервов, что укрепило еще более наше решение. После полудня мы тронулись густой тайгой на юг, вскоре перешли вброд Большую речку и пошли на запад, держа направление по компасу. Дождь не переставал - промокли до нитки. К вечеру пал большой туман. В пути мы натыкались на одиночных и группы красных, разбежавшихся предыдущей ночью из оставленных ими шести эшелонов. Они еще больше увеличивали нашу колонну и требовали большой охраны. Часов до 4-5 вечера справа мы все время слышали ружейную стрельбу и редкие орудийные выстрелы - это помогало нашей ориентировке. Впоследствии уже узнали, что это наша первая рота с ее доблестным командиром штабс-капитаном М-м во главе ходила не раз в атаку на красных, причем в одной из них они забросали фанатами бронепоезд красных и овладели им. Затем стрельба стихла, и в наступившей темноте, стало очень трудно ориентироваться в тайге.

Ночь провели без костров. От сырости и холода не попадал зуб на зуб. С рассветом 19 августа тронулись в тяжелый путь снова. Кто бывал в сибирской тайге, тот знает, что она из себя представляет в смысле проходимости для одиночных людей, а не то, что для отряда до 200 человек. Вдобавок ко всему, во время тумана, мы сбились с направления и кружились по буеракам и болотам, переходя бесчисленные ручьи и речки. Так мы бродили до позднего вечера.

На ночлеге в лесу, съев последние крохи сухарей, застрявших по углам вещмешков и карманов, мы решили обсудить создавшееся положение и собрались около подполковника Вольского. Здесь же был майор Дворжак со своим штабом. Вдруг справа мы услышали отдаленный, слабый звук сигнального рожка. Все встрепенулись, поднялся говор, глаза загорелись надеждой на спасение, даже тяжелораненые и те почувствовали прилив жизни.

Откуда исходили звуки, мы установили, но нужно было проверить - свои или враги. Сейчас же выслали разведку из наиболее выносливых и решительных офицеров. Всю ночь от охватившего волнения, мы не смыкали глаз, ожидая, какие вести принесут разведчики: спасение или гибель? Наконец, утром на опушке леса раздались бодрые веселые голоса: «Свои, свои, енисейцы! Где командир полка?»

Радости и ликованию не было предела. Спасены! Спасены! Ликовало все внутри. Новости были самые приятные, так же как и хлеб, и консервы, принесенные енисейцами. Первым долгом накормили раненых и, закусывая на ходу черным хлебом, бодро зашагали по проторенной уже разведчиками тропе к железной дороге, куда, после продолжительного тяжелого пути, прибыли поздно после полудня.

Вышли мы на железную дорогу в районе между разъездами Боярским и, хорошо нам памятным, № 19, где стоял полк Зиневича. Последний встретил нас радостно и ласково, ибо нас считали погибшими. Это по его распоряжению горнисты почти три дня с утра и до вечера трубили в тайгу спасительные сигналы. Помню, с каким удоволь­ствием я осторожно поел солдатских щей. Говорю, осторожно, так как организм у каждого из нас был истощен более чем трехдневным голодом, что излишество могло кончиться трагически. После еды уже не помню, как повалился на лавку и погрузился в тяжелый, мертвый сон.

На следующее утро 20 августа, сдав около 140 пленных, мы присоединились к собранным остаткам Барнаульского полка на станции Посольской, где мы и остались для охраны и отдыха.

Трогательно расставшись с товарищами по оружию и скитанию по тайге - с чехами - мы принялись залечивать свои раны. Много доблести и мужества было проявлено чинами полка за этот трехдневный бой, что и было торжественно отмечено полковником Пепеляевым при встрече его с нашей первой ротой, провожавшей остатки проскочивших красных из орудий захваченного у них же броневика.

Потери полка были значительны: 27 убитых офицеров и добровольцев и 80 раненых. Чехи потеряли значительно меньше. Тяжесть боя вынес доблестный молодой 3 Барнаульский стрелковый полк, достойный наследник Российской императорской армии.

Значение боя у станции Посольской на исходе операции в Забайкалье было решающим: красные были разбиты на голову, прорвались в Верхнеудинск только лишь жалкие остатки. На участке от станции Посольской до станции Мысовой они потеряли 50 поездов подвижного состава со всей материальной частью - несколько бронепоездов, броневых машин, всю артиллерию и запасы продовольствия. Нам посчастливилось сохранить от разрушения важный Селенгинский железнодорожный мост.

К моменту нашего соединения с полком части полковника Пепеляева были уже за Петровским заводом на подступах к Чите, овладение коей ожидалось со дня на день. Кавалерия наша. Иркутская казачья сотня с одним орудием, так участия в бою и не приняла.

Было бы упущением не упомянуть о славной работе нашей боевой флотилии, тем более, что деятельность ее так неожиданно отрицательно отразилась на выполнении первоначального плана операции после нашей высадки в Посольском монастыре, спутав карты командования.

Оказалось, что вопреки приказанию идти в село Голоустное, начальник флотилии лейтенант Шидловский по собственной смелой инициативе решил пощупать красных на станции Мысовой, где у них стоял штаб, резервы и тыловые учреждения. В случае же встречи с ледоколом было принято решение принять бой. Только что рассеялся туман, как на озере, на высоте станции Мысовой, к изумлению красных, появилась наша флотилия и открыла огонь по станции и поселку: замечены были взрывы, пожары и движение поездов.

Ледокол «Байкал», стоявший в гавани, решил принять бой и медленно стал выхо­дить в озеро, но было поздно: третьим удачным снарядом из гаубиц капитан Страхов поджег ледокол и лишил его управления, и он вскоре затонул на небольшой глубине, выставив из воды свои трубы и мачты.

Видя гибель «Байкала», красные под непрерывным огнем отступили на Верхнеудинск, чем нарушили наши первоначальные предположения, а также поставили в затрудни­тельное положение 2 и 3 роту барнаульцев на разъезде № 19.

Паника, возникшая на Мысовой, несомненно, передалась и на фронт красных в Танхой, вызвав замешательство и неустойчивость, что было так благоприятно для атакующих частей полковника Пепеляева.

Второй вооруженный ледокол красных «Ангара» был где-то в устье реки Селенга и участия в бою не принимал. Через неделю после Посольского боя, видя свое дело проигранным бесповоротно, «Ангара» сдалась нашим частям в районе Туркинских минеральных вод на берегу озера Байкал.

Так погиб дорогостоящий ледокол «Байкал», десятки лет служивший железно­дорожной переправой между станциями Танхой и станцией Байкал и оказавший колоссальные услуги транспорту еще в русско-японскую войну до постройки Круго­байкальской железной дороги. Дабы дать 3 Барнаульскому полку, понесшему большие потери, возможность отдохнуть и привести себя в порядок, полковник Пепеляев приказал полку остаться на охране Кругобайкальской железной дороги от станции Татауровой до станции Слюдянка со штабом полка в Мысовой.

Снабжение полка оставляло желать лучшего, что, в связи с общим переутомлением за время трехмесячных походов и боев, сказалось в частых заболеваниях чинов полка. Гигиена и санитарные условия при условиях Гражданской войны были труднодостижимы, поэтому с чувством особой благодарности каждый из нас не может не вспомнить о нашем дорогом полковом эскулапе Матвее Матвеевиче Эллисберге. Простой, нетребова­тельный, с ограниченными медицинскими средствами и возможностями, благодаря своему доброму и отзывчивому сердцу и самопожертвованию, он вкладывал всю душу в дело спасения раненых и поддержания бодрого духа в бойцах.

Мы были горько опечалены, узнав, что он попал в плен во время боя у Больше­реченского с шестью большевистскими эшелонами. Он был занят перевязками на поле боя и не заметил отхода нашей 4 роты к селу и был захвачен красными. К нашей величайшей радости и счастью, в суматохе и панике при оставлении эшелонов, красные забыли о нем, и он был освобожден нашими разведчиками при осмотре составов. Старый военный врач и знаток Забайкалья, он не раз во время десанта давал нам полезные и дельные советы. Впоследствии он был переправлен в другую часть и продолжал принимать участие в борьбе с большевиками на Урале и погиб, будучи расстрелян в районе Чердыни Пермской губернии.

Ликующее победное настроение в нашем отряде было омрачено гибелью подполковника Ушакова. Штаб фронта тяжело воспринял эту смерть, так как погибший был личным другом командующего фронтом полковника Гайды.

Для выяснения обстоятельств и причин смерти подполковника Ушакова была назначена следственная комиссия под предводительством полковника Пархомова (бывшего инспектора классов Иркутского военного училища). Не помню, был ли под следствием командир чешского ударного батальона майор Дворжак, но подполковник Вольский даже подвергся временному отрешению от командования. Хотя, мне кажется, в создавшемся безвластии чехи были повинны более.

В действительности же в гибели подполковника Ушакова винить кого-либо было бы нелепо - это просто печальная случайность, каких на войне бывает много. Виноват отчасти он сам, благодаря своей непоседливости и размениванию по пустякам. Не странно ли в самом деле, что начальник крупного смешанного отряда командует чуть ли не взводом или ротой. Зачем ему было ехать на паровозе за десять верст от своих частей к какой-то маленькой группе, минуя непосредственного начальника этой группы. Риск его совершенно не оправдывался обстановкой, а последствия этого необдуманного решения принесли такие тяжкие испытания вверенным ему частям и неблагоприятно отразились на исходе операции. Безвластие привело к распылению частей и прорыву красных.

За временным отрешением подполковника Вольского от командования полком я заменил его в должности как старший в чине.

Достойным вечным памятником доблестной боевой славы 3 Барнаульского полка служит братская могила 27 офицеров полка, убитых в бою у станции Посольская, похороненных на восточном берегу Большой речки вблизи памятного нам железно­дорожного моста. Среди убитых помню только поручика Субботина и подпоручика Могильникова, награжденного Читинской Георгиевской думой за взятие с боя бронепоезда орденом Святого Георгия 4 степ. Ряд боевых наград чинам полка за этот исключительный бой свидетельствовал о признании высшим командованием заслуг полка перед Родиной.

Итак, задача, поставленная десантному отряду, так или иначе, была выполнена. Красные были разбиты, потеряли огромное количество пленных и материальной части. Селенгинский мост был сохранен, мы обогатились транспортными средствами, оружием, снаряжением, боеприпасами, открылась дорога на Читу и дальше на Маньчжурию для встречи с отрядом атамана Семенова.

Моральное значение этой операции было огромное. Крепла вера в победу и освобождение Родины. Боевые успехи в операциях на востоке Сибири заложили твердые нравственные качества в молодые сибирские части, привели их к новым славным подвигам и победам на Урале, в Перми, куда в ноябре была переброшена наша 1 Сибирская стрелковая дивизия.

В начале сентября произошло соединение частей полковника Пепеляева с отрядом атамана Семенова на реке Онон к востоку от Читы. За это же время Забайкалье было совершенно очищено от красной нечисти. Выдающаяся победа над красными была одержана отрядом полковника Зиневича у Троицкосавска, где было взято в плен 1500 одних только пленных.

Атаман Семенов был назначен командиром Забайкальского корпуса с производ­ством в полковники и остался в Чите хозяйничать к востоку от озера Байкал.

1 Среднесибирский корпус возвратился в свой корпусной район для пополнения частей уже мобилизованными молодыми солдатами, уроженцами Сибири.

Полковник Пепеляев был произведен в генерал-майоры. Наш 3 Барнаульский полк радостно возвратился в родной Барнаул, где его ожидала триумфальная встреча признательным населением города с участием частей гарнизона.

На Байкале

Решительным «Бородинским сражением» на Восточном фронте для красных были бои у станций Мысовая и Посольская. План операций Сибирских войск удачно разрешился почти полной ликвидацией всех красных сил, оперирующих на востоке. Задачей одной из наших групп было: переправиться через Байкал, по которому свободно гуляла «красная флотилия», состоящая из двух ледоколов «Байкал» и «Ангара» и нескольких винтовых пароходов, снабженных артиллерией и пулеметами; затем высадиться в тылу противника и ждать его отступления под напором других отрядов, перерезав, таким образом, путь красным назад. Талантливый организатор этой рискованной операции молодой подполковник Ушаков пал жертвой красных. Рассчитывая, что один из разъездов должен быть занят нашими войсками, он на дрезине поехал туда и попал прямо в руки красных. Изуродованный невероятными пытками труп его после боя был отобран у красных и с честью доставлен в Сибирь. Громадную утрату в его лице понесла вся русская армия. Жестоко отомстили сибирцы за смерть своего любимого командира, разбив красных на голову.

Почерневший Байкал бушевал. Громадные волны с шумом и ревом вздымаясь высоко, с злобным шипением перекатывались через борт маленького пароходика, бессильно боровшегося с разъяренной стихией. Вой ветра, шум воды и раскаты грома слились в один жуткий протяжный гул. Сильный дождь крупными каплями стучал по палубе. Все вместе, и буря, и дождь, и гром как будто сошлись в неравной борьбе. Изредка на темном фоне неба сверкала молния, на минуту обрисовывая вдали в причудливые формы высокие скалистые берега. Ни бледного месяца, ни яркой звездочки не видно было на небе. Все оделось как будто в какую-то броню, тяжелую, зловещую. Промокшие до нитки дневальные, шагая по скользкой палубе, напрасно вглядывались в ночную мглу. Ничего не было видно впереди. Опытный капитан пароходика, проведший всю жизнь на Байкале, на память вел свое суденышко. Смолкли разговоры в каютах, и изредка раздававшийся смех казался сразу каким-то необыкновенным, неискренним. Загадочная неизвестность исхода предстоящей боевой задачи, ревевшая, как будто в исступлении, буря и темные воды Байкала - все вместе наводили каждого на размышления. Чувствовалась серьезность положения. Даже маленький доброволец Сережа, любимец полка и вечный шалун, тихо присмирев, сидел в углу каюты, копошась над винтовкой. Кто-то тихим голосом что-то рассказывал. Все как будто слушали, но, между тем, видно было, что только собственные мысли, собственные размышления занимали каждого, и едва ли кто-либо из слушавших мог бы рассказать тотчас то, о чем повест­вовал рассказчик. Беззаветно храбрым на суше, всем было на воде, среди бушующей водной стихии, как будто не по себе.

Вдруг вбежавший в каюту дневальный сообщил: «Ангара идет!» Все всполошились, некоторые с винтовками, другие без, выскакивали на палубу, зорко вглядываясь в ночную мглу. Огромным черным силуэтом впереди вырисовывалось какое-то чудовище, медленно приближаясь по направлению к пароходику. Воспаленный мозг ясно обрисовывал в приближающемся гиганте подробно все принадлежности ледокола. Даже пушки, как будто, видно. До этого никто близко не видел «Ангару», а теперь почему-то каждый с убеждением говорил, что это именно она. До того ясно вырисовывало воображение все формы стальной красавицы. Казалось, что вот она распустила свои щупальца, схватит бедный пароходик и зажмет его в своих стальных объятиях.

Скользнувшая по небу длинным зигзагом молния на минуту ярко осветила черный ледокол, выяснив сразу всю курьезность создавшегося положения. Отвесная скала недалекого берега была принята за страшный ледокол. Послышались шутки, кто-то уверял, что никогда нельзя было и предполагать даже в этом силуэте «Ангару», что «Ангара» узкий пароход и в такую бурю не решится выйти из затона. Приближение берега, как будто, разбило царящее нервозное состояние. Сразу стало, как будто, легче. Там на берегу, все знали, что если и погибнут, то не даром. Что дорого обойдется врагу жизнь каждого. Разгулявшаяся буря помогла пароходу незаметно для врага высадить десант. Тихо, без шума, причалил пароходик к мосткам, и так же тихо потя­нулась длинная вереница серых людей на берег. Шум воды и дождя заглушал стук копыт и фырканье выгружаемых лошадей и стук перевозимого на берег трехдюймового орудия, изредка колесами соскакивающего с узких мостков.

Наконец, все выгрузились. Кутаясь в промокшие шинели, проводили взглядом отчаливающий обратно пароход, выстроились и пошли. Идти было тяжело. Размокшая от сильного дождя земля превратилась в какую-то кашу. Вязли и скользили ноги. Все было мокро. Хотелось закурить, но спички, табак - тоже подмокли. К счастью идти было недалеко. Верстах в 5-6 была деревня, где думали остановиться на ночевку. Подойдя, послали разведку, нет ли там врага. Но деревня мирно спала. Не разобрав в ночной темноте, кто пришел, не ожидая никаким образом такого неожиданного появления своих спасителей, мрачно встретили крестьяне серых людей. Но сразу же выяснилось недоразумение. Ведро парного молока, горячие шаньги, заботы, чем бы помочь уставшим и промокшим - служили самым лучшим признаком их сочувствия и благодарности пришельцам. И тверже еще окрепло намерение бороться до конца. Выставив дозоры, обогревшись в избах, крепко заснули солдаты, готовые на заре снова двинуться вперед.

Как мертвые заснули все сразу, без сновидений, крепким здоровым сном. Ранним утром, чуть только восходящее солнце краешком показалось из-за горизонта, обогревая намокшие равнины, ординарцы, бегали по деревне, будя спящих и собирая всех в строй. Скорым шагом потянулись люди вперед, провожаемые благословляющими крестья­нами и плачущими крестьянками. Яркий облик солнца, выше и выше поднимающийся по голубому небу, сушил одежду, заставляя каждого приятно вздрагивать.

Идти до линии железной дороги, где нужно было остановиться и занять станцию, надо было верст около двадцати. Изредка делая привалы, к полудню добрался отряд до конечной цели своего назначения. Сплошной вереницей тянулись по линии железной дороги эшелоны отступающего неприятеля, гонимые другими отрядами, не подозревая тут около себя засады. И уже когда подошел совсем близко, только тогда увидел неприятель ее. Стали выскакивать из вагонов. Затрещали сначала одиночные выстрелы, потом пачками, заработал пулемет, кое-где стали слышны разрывы ручных гранат. Излетная шрапнель разорвалась гулко над землей. Свинцовый град, рассыпавшись, разлетался во все стороны. Видно было, как по линии противника происходило смятение. Толпа перепутанных взбудораженных людей росла с каждой минутой. Охваченные страхом, что они отрезаны и мыслью о спасении, красные теснили друг друга, сбивали с ног, наступая на лежащих на земле, бестолково кричали и метались. Не прошло и часа, как охваченная паникой толпа неприятеля, бросая винтовки и вагоны, беспорядочно стала бежать. Поезда налетали друг на друга и с шумом и треском падали под откос. Медленно, но упорно повел наступление высадившийся десант. С криком «Бей буржуев!» пробовал делать контратаки неприятель, но под метким огнем наступающих позорно бежал назад.

Подошедший на помощь броневик неприятеля, постреляв из пулемета около получаса, жалобно загудел, выпуская клубы пара, и, подбитый, тихо, без стрельбы, стуча колесами, стал пятиться назад. К ночи все было в руках отряда. Около пятидесяти эшелонов врага с самым разнообразным содержимым досталось победителям. Усталые от перехода, измученные от непрерывного однодневного боя, расположились они на открытом воздухе и прилегли отдохнуть. И только не знающий устали никогда, безгранично любимый всеми, молодой начальник отряда, взяв с собой трех солдат, на дрезине поехал до ближайшего разъезда. Поздно ночью прибежал, вырвавшись от красных, один из солдат, сообщив, что попал любимый начальник в плен. Как один поднялись все идти выручать. Страшная месть за смерть своего начальника была во взгляде каждого. К утру настигли удирающего противника. Зловещим и страшным был этот бой. Все слилось в какой-то неудержимой кровавой схватке. Люди сходились в штыки. Небольшой отряд казался каким-то ураганом. Обезумевшие от страха красные, растерявшись, не могли даже бежать. Только к вечеру кончилось это страшное побоище. Уже умерщвленный, исколотый штыками, все же был отобран от врага любимый начальник. Тихо, без плача склонились головы солдат над его трупом. Глаза как будто говорили: «Ты погиб, но мы жестоко отомстили за тебя».

Доброволец М. МАТВЕЕВ

Свободная Пермь. -1919. -10 марта

Who's new

  • sadmin
  • wizard2012