Navigation

ИСТОРИЯ СЕЛ СУХАЯ, ЗАРЕЧЬЕ И УЛУСА ЗАГЗА

Error message

  • Deprecated function: implode(): Passing glue string after array is deprecated. Swap the parameters in drupal_get_feeds() (line 394 of /home/fr1346/public_html/includes/common.inc).
  • Deprecated function: The each() function is deprecated. This message will be suppressed on further calls in menu_set_active_trail() (line 2405 of /home/fr1346/public_html/includes/menu.inc).

ИСТОРИЯ СЕЛ СУХАЯ, ЗАРЕЧЬЕ И УЛУСА ЗАГЗА

(со времен образования до начала ХХ-го века)

Улан-Удэ  Издательство БГУ  2014

История сел Сухая, Заречье и улуса Загза (со времен образования до начала ХХ-го века)  / Авт. сост. В.В. Власов; отв. ред. В.Ф. Власов, О.М. Власова; по общ. ред. Е.И. Поповой – Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2014. –  55 с.

 

Настоящее издание, основанное на информации, содержащейся в исторических документах и воспоминаниях жителей сел Сухая, Заречье, улуса Загза Кабанского района Республики Бурятия, преследует цель воспрепятствования утраты ряда исторических фактов и широкого распространения  информации об истории возникновения и развития этих населенных пунктов.

Оглавление

Введение.

Часть I.

Краткая историческая справка заселения сел Сухая, Заречье, улуса Загза 

История заселения села Сухая.

Заселение села Сухая бурятами и образование бурятского улуса Загза 

Период массового заселения села Сухая и экономическое освоение природных богатств 

История заселения с. Заречье и хутора Стволóвая.

Расслоение крестьянства.

ЧастьII.

Воспоминания сельчан по истории возникновения и развития с. Сухая 

Воспоминания Василия Алексеевича Власова.

Воспоминания Сергея Константиновича Черниговского.

Воспоминания сестер Фроловых.

Воспоминания Павла Буиновича Буинова.

Воспоминания Марии Михайловны Буиновой.

Воспоминания Авдотьи Васильевны Бабушкиной.

Введение

            Составление летописи – дело кропотливое, долгое и не всегда понятное современникам. Однако во все времена находились энтузиасты, которые осознавали ценность сохранения исторических фактов для потомков. Одним из таких энтузиастов был наш земляк – Виталий Васильевич Власов. Это был образованный человек, ветеран великой отечественной войны, имевший множество наград, долгое время работавший учителем в школе. Именно он положил начало ведению летописи сел Сухая, Заречье, улуса Загза, основная часть которой была составлена в середине ХХ-го века. Позже его дело продолжили Виктор Филиппович и Ольга Михайловна Власовы, которые на протяжении долгих лет по крупицам собирали информацию не только об истории возникновения и развития этих населенных пунктов, но и, что немаловажно, его жителях. Одновременно с этой, проводилась обширная работа по созданию музея, в которой к настоящему времени собрано большое количество предметов обихода, которые использовались нашими предками.

            Следует отметить, что несмотря на то, что данное издание охватывает историю сел Сухая, Заречье, улуса Загза с момента образования и до начала ХХ-го века, авторы располагают гораздо большим объемом исторических фактов, которые в последующем намереваются изложить в продолжение этой части летописи.                                                                            

Часть I

Краткая историческая справка заселения сел Сухая, Заречье, улуса Загза

Период первого заселения относится к 1740-1750 г. Нынешнее с. Сухая возникает как рыбацкая стоянка дубининских рыбаков у р. Топка вдоль берега Байкала.  До 1881 г. русскими поселенцами было построено только 6 домов.

В 1881 г. произошло Цаганское землетрясение, которое заставило оставшихся без крова бурят расселиться по всей территории Байкала. Так, в 1861 году в Сухую приезжают  7 бурятских семей и заселяют район затона Мочище. В этом месте они живут до периода раздела земель (1893 г.) на думские и волостные. В 1893 году бурят переселяют за р. Загза, то есть за 1,5-2 км от ныне существующего месторасположения с. Сухая. Так возникает улус Загза, который просуществовал до 1953 г.

С 1888 по 1890 годы идет массовое заселение с. Сухая крестьянами приезжающими из сел Красный Яр, Шерашево, Байкало-Кудара и т.д. Население Сухой  к 1896 г. составляет 96 человек. В 1893-1897 г. приезжают 6 украинских семей, которые осваивают земли современного с. Заречье.

На территории трех указанных населенных пунктов  поселенцами ведется разработка земель от лесного массива. Дома строятся среди леса, в основном вдоль берега Байкала и у р. Топка. Население занимается рыбодобычей, частично охотой, ведутся работы по возделыванию земель с целью посева зерновых.

Начиная с 1900 г. заселение Сухой шло медленно, что обусловливалось бездорожьем и трудностью освоения земель (расчисткой леса). Первые поселенцы пахотные земли имели в районе сел Дубинино и Инкино, тем не менее постоянно жили в Сухой, занимаясь рыбалкой. Только в 90-х годах ХХ-го века начались первые опыты по выращиванию злаковых культур в Сухой. Отвоеванные у тайги клочки земли давали хорошие урожаи, а это явилось стимулом для массового заселения с. Сухой обезземелевшимися крестьянами из Селенгинского района.

С приходом советской власти стали возникать потребительские кооперативы, позже колхозы. Особую роль в застройке села сыграло строительство Иркутской ГЭС, которое повлекло подъем воды в оз. Байкал. В связи с чем в 1953 году дома и иные постройки, расположенные в прибрежной части Сухой поселенцам пришлось перенести дальше от берега Байкала, в результате чего село приняло иной вид. В это же время в Сухую переезжает население улуса Загза. Улус как населенный пункт упраздняется.

История заселения села Сухая

С. Сухая сравнительно молодое село в Забайкалье. Определить точно дату поселения здесь первых жителей трудно. Однако судя по воспоминаниям старожилов и с учетом облика остатков первых жилищ, можно сделать вывод, что Сухая начала заселяться 220-250 лет тому назад (1740-1750 г). По словам старожилов первые дома в Сухой принадлежали Тихону Филонову и Кирсантию Филонову и несколько старше, чем первые дома в с. Оймур (что находится в 30 км от с. Сухая), однако построены позже чем дома первопроходцев, обвосновавшихся в с. Дубинино и Инкино (35-45 км. от с. Сухая).

Воспоминания Сергея Константиновича Черниговского 1876 года рождения и Павла Буиновича Буинова 1874 года рождения дают право заключить, что с. Сухая возникло на месте рыболовецкого стана дубининских крестьян в первой половине XVIII-го века.

Именно воспоминания С.К. Черниговского рожденного уже в с. Сухая в 1876 г., помогли воссоздать картину заселения села, быт и занятия первых поселян.

Заселение началось у р. Топка по побережью Байкала.             Самым старым жилищем на тот период был дом, принадлежавший Луке Симухину. Сам Лука Симухин, примерно 1796 г. рождения, по всей вероятности уроженец с. Сухая. В 1870-м г. Симухин переехал в с. Оймур.  Дом в котором проживал Лука был построен задолго до его рождения, примерно в 1740-1750 г. Возраст дома можно определить потому, что когда его разбирали в 1881 г (по словам С.К. Черниговского «на дрова»), было видно, что окладные  бревна подгнили, а подкладки под бревнами отгнили наполовину, отсюда можно предположить, что дом простоял около 150-ти лет.

            Интересным представляется описание этого дома. Площадь дома  была около 42 м² (6х7 м.) и был рассчитан на большую семью. Дом был построен из толстых лиственных бревен, которые рубились вокруг нег, а потом, очевидно, вручную подтягивались к месту стройки. Такой вывод можно сделать потому что объем этих бревен был настолько велик (в диаметре более полуметра), что вряд ли они подвозились лошадьми. Рубка дома велась топором «в угол»[1], бревна не тесались, а только шкурились. Крыша была сделана из коры лиственницы. Потолок настилался накатом из тонких круглых бревен. Пол был настлан из колотых сосновых горбылей, отесанных топором.   В доме было три окна размером 50х50 см. Печь занимала четвертую часть и была сложена по примеру банной каменки, то есть в основе ее были камни, обмазанные глинистым раствором. Для освещения дома в ночное время использовали очаг, который топился смольем (смолистые щепки). Стены дома были прокопчены дымом, что, вероятнее всего, объясняется тем, что дым от очага, а также из печи, в которой часто образовывались щели, не успевал уйти в дымоход, проникая в дом. К дому Симухиных прилегали скотные дворы, сделанные из бревен, и выгон, на котором можно было наблюдать большой слой навоза, обнесенный изгородью. 

По словам С.К. Черниговского, кроме остатков дома Луки Симухина, в то время можно было видеть остатки дома Гашевых  (Гашовское пепелище).  Дом Гашевых когда-то располагался на левом берегу р. Топка, однако к середине 1880-х г. от него остались лишь полусгнившие бревна, из которых когда-то были построены скотские дворы. Возле дома находился обширный выгон для скота – участок в 2—3 гектара, очищенный от леса. По всему участку было много навоза (слой навоза достигал одного метра). Куда и когда точно выехали Гашовы и почему их строения были разрушены не известно. По предположениям С.К. Черниговского, Гашевы  примерно в 1876 г. переселились в одну из более развитых на тот момент, «старых» деревень (Дубинино, Инкино и др.).

Из описания остатков Симухинского и Гашевского жилищ можно заключить, что первые поселяне с. Сухая были русскими крестьянами, приехавшими сюда из «старых» деревень. Они постоянно проживали в Сухой, занимаясь рыболовством и скотоводством, прежде всего для личного потребления. Однако пахотных земель у них в этом месте  у них здесь не было. Хлеб первые сухинцы сеяли на участках, которые оставались за ними в «старых» деревнях. Несмотря на отдаленность пахотных земель, они были вынуждены заниматься земледелием, поскольку хлеб в то время стоил очень дорого.  Изложенные обстоятельства, подтверждают мнение С.К. Черниговского о том, что первые поселенцы с. Сухая были беднейшими крестьянами.

Спустя 20-30 лет после постройки Симухинского дома был построен дом Филиппа Филонова, который прожил 105 лет и умер в 1881-м году. Вероятно, Филипп Филонов тоже был уроженцем с. Сухая. Дом, в котором проживал Филипп, скорее всего, был построен еще его отцом и к моменту его смерти простоял около 100 лет. Тем не менее, дом Филонова был построен более прогрессивным способом, чём дом Симухина. Для постройки брались сосновые бревна диаметром 40 см., которые были распилены поперечной пилой. Внутренние стены дома были оттесаны  топором. Потолок был сделан из тонких круглых бревен, пол – из колотых плах, отесанных топором, крыша крылась драньем. В доме было три окна размером 50х60 см: два на юг и одно на восток.  Окна затягивались брюшиной и закрывались ставнями.

Печь стояла на срубе и занимала почти четвертую часть избы. Сложена печь была по русскому образцу из кирпича. В 90-х г. ХIХ-го века дом Филоновых был капитально отремонтирован. Заменены с береговой стороны окладные бревна, окосячены и увеличены размеры окон до 100х60 см. Колоды окон были отфугованы, а в оконные рамы вставлены зеленоватого цвета стекла.  Позже, в 1870-м г, еще при жизни Филиппа Филонова, к дому были пристроены сени по размерам не меньше самого дома. В сенях была устроена казенка для хранения продуктов. Обработка древесины из которой были построены сени, велась  продольной пилой, круглые бревна были отструганы рубанком. Вокруг дома Филонова располагались теплые дворы,  однако скота они держали меньше, чем Симухины и Гащовы (это можно заключить по количеству построек для скота и слою навоза).

В  1790-х годах сыновья Филиппа Филонова – Тихон и Кирсантий – построили свои собственные дома, по примеру родительского, но меньшей площадью (4х5м). Третью часть каждого дома занимала глинобитная русская печь. Печь в том и другом доме простояла до середины 1950-х годов, несмотря на то, что пол не раз менялся.

В 1930-х г. дом Филиппа Филонова стал практически непригоден для жилья, поэтому производят его капительный ремонт. Так как на полу образовались выбоины в 5-6 см и имелись шероховатости его вынуждены были застелить новыми плахами. Потолок  из круглых бревешек обшили тесом. Прогнившие углы забили глиной.

Дома Кирсантия и Тихона Филоновых сохранились до 1953-го г. и попали в зону затопления. Хозяева хотели перенести их дальше от берега. Однако при разборке домов углы их отваливались, а два ряда окладных бревен, находившиеся под землей превратились в труху, гнилье. Из этого заключили, что  дома простояли 170-200  лет.

В период подъема воды в Байкале берег начал подмываться прибоем волн. Над трехметровым обрывом подмытого берега начали появляться оклады каких-то строений, которые были в земле на глубине 50-60 см. Ясно можно было видеть сохранившиеся в земле оклады двух строений. Рубка их была сделана «в угол» из бревен лиственницы толщиной около 40 см. Оклады этих строений располагались ближе к берегу на 20 метров, чем место постройки дома Филиппа Филонова. Старожилы не припомнили того кто и когда соорудил эти рубленные «в угол» строения. 

Более поздними постройками жилых изб, как вспоминает С.К. Черниговский, были дома Финоеда – 1820-го г. постройки, Владимира Рогова – 1850-го г., Дмитрия Черниговского –1870-го г., Ермила Черниговского – 1875-го г. постройки. Таким образом, к рождению Сергея Константиновича Черниговского –

внука Ермила Черниговского – в Сухой было 6 жилых домов. Дома располагались у р. Топка в 150-300-х метрах от берега Байкала. Следует отметить, что к этому времени уже не было жилищ Гашовских и Симухинских.

По воспоминаниям С.К. Черниговского во время его детства Лука Симухин – бывший житель села Сухая, в это время уже жил в с. Оймур. Девятилетний Черниговский С.К. бывал у деда Луки, а иногда рыбачил с сыновьями Луки Симухина в Сору. В то время дед Лука был уже глубоким стариком и большую часть времени проводил на ленивке у печи в доме сына (всего у него было шесть сыновей). Лука вспоминал, что заселение с. Оймур началось позднее, чем заселение с. Сухая, что подтверждалось тем, что первые дома в Оймуре новее сухинских и на тот период и их было не более 20-ти. Дома были построены в с. Оймур между двумя речками.

О том, что с. Сухая возникло раньше чем с. Оймур свидетельствовал и Григорий Филонов. Он жил в Оймуре, однако мельница ему принадлежавшая располагалась в Сухой. Мельница была им построена до 1876-го года и к 1881-му году имела вид строения, простоявшего не менее 50-ти лет.

Кроме того о более позднем возникновении с. Оймур свидетельствуют и объективные данные. Это село располагается  не в глубине тайги, а по берегу Байкала. Современная береговая линия близ Оймура оформилась только после провала Сора, то есть не ранее 1861 г.

В 1881-м году все жители, кроме Тихона Филипповича Филонова выехали из с. Сухая на постоянное место жительства в соседние деревни. Такое решение было принято жителями после  гибели трех рыбаков: Ермила Черниговского и его двух сыновей – Константина и Кузьмы. Произошло это так. Черниговские на лодке трехнабойке, загруженной рыбой и снастями возвращались в Сухую с рыбалки у мыса Облом. Байкал, как обычно осенью, был не спокоен, у берега ходила россыпь волн. В ста метрах от берега лодка начала черпать воду, обрушивающуюся из пенящихся волн. На роковой волне лодка перевернулась. Рыбаки долго боролись с волнами, но не смогли спастись и погибли. Они были похоронены там, где спустя 10 лет построена рыбаками из других сел деревянная церковь (берег Байкала, место, где в настоящее время оканчивается «старая» улица).

Вместе со всеми  выехала из с. Сухая и вдова Константина Ермиловича Черниговского – Евдокия Яковлевна, с 5-летним Сергеем. Через три года, в 1884-м году, она вышла мать вышла замуж за Алексея Трофимовича Трескина, проживавшего в Инкино. Вместе они вернулась на постоянное место жительства в с. Сухая. При этом пахотные земли  Алексей Трескин оставил за собой в Инкино.

Таким образом, начиная с 1888-го г. в Сухой стало проживать две семьи – Тихона Филонова и Алексея Трескина. Возле их домов начали появляться первые полоски земли, предназначенные для земледелия, в основном это были небольшие по площади грядки (до 10 соток), предназначенные для посадки картофеля.

Первым жителям Сухой приходилось преодолевать большие трудности. Одна из них отсутствие дороги к селу. Это обстоятельство сильно отягчало доставку в село хлеба и других необходимых для жизни вещей. Зимой на санях добирались по льду, покрывавшему поверхность Байкала. Однако и это удавалось не всегда, а только в период, когда озеро покрывал толстый слой льда. В остальное время люди были вынуждены ездить по суше, в основном на телегах-одноколках, запряженных лошадьми. Дорога, которая вела к Сухой, была проложена по корням прибрежного леса, по песчаному берегу, по болотистым участкам, через которые редко можно пробраться благополучно. Чтобы доехать до ближайшего населенного пункта – Дулана, расстояние до которого составляло не более 25 км., надо было тащиться от рассвета до заката. Лошадь, таща телегу по песку, рытвинам и грязи, выбивалась из сил. Самым опасным было место, находившееся в 800 м от нынешнего с. Дулан  (Дуланский калтус). Вокруг дороги была болотистая местность, а сама дорога представляла месиво болотистой грязи. Лошади путников, проезжавших это место вязли, избивались, людям приходилось вытаскивать их волоком. Телеги, завязшие в трясине, разгружали, вытаскивали, но они опять вязи в болотной жиже. Дуланский калтус в течении 10 лет заваливали жердями, землей, песком, но так и не смогли сделать более менее сносного проезда. В связи с этим первые жители вплоть до 30-х г. ХХ-го века предпочитали ездить «вьюком», объезжая Дуланский калтус выше берега Байкала на 10 км.

Однако отсутствие дороги в Сухую не останавливало крестьян. Люди ехали в Сухую, потому что здесь традиционно были богатые уловы рыбы. Надежда первых поселян была именно на рыбу, ловить которую можно было и зимой, и летом. Вместе с тем были периоды, когда рыба ловилась плохо. В отдельные годы рыбы вылавливалось с избытком, вследствие чего цена на нее падали. Тем не менее, спрос на рыбу все увеличивался. Более других ценился омуль.  На рыбу можно было выменять хлеб, соль и другие товары.

Однако, несмотря на богатые уловы, первые поселенцы Сухой жили в большой нужде. Как вспоминает С.К. Черниговский, убранство домов было убогое, мебель самодельная: стол, сколоченный из колотых досок, лавки вдоль стен, нары вместо кроватей, чурки вместо табуреток. Чашки и ложки делались из нароста на березе. Пищу варили в горшках и чашках чугунных. Чугунную посуду очень берегли, потому что также брали их с собой на рыбалку и в дорогу,. Была и стеклянная посуда, но она стояла на полках. Чай кипятили в медных чайниках, самовары появились после 1890-го года. Одежду шили из ситца, холста и овчин. Обувь мастерили из самодельной кожи. Такая обувь называлась чирки. Их  носили и зимой, и летом.

В то время держали по одной-две лошади, 2-4 головы рогатого скота, 5-10 овец.  Свиней не держали. 

По мере улучшения орудий лова и накопления опыта отдельные семьи, располагающие рабочей силой (например, семья Луки Симухина у которого, как упоминалось было шесть сыновей), смогли выйти в зажиточные и выехать из сухинской глуши в Оймур. На новом месте они уже могли с целью расчистки земли под пашни использовать наемную батрацкую силу. 

Семья Тихона Филонова продолжала жить в бедности, в первую очередь это объяснялось недостатком мужской силы. У Тихона него было две дочери – Александра и Анна, которые хотя и работали от зари до зари, тем не менее, не могли в большом объеме выполнять все рыболовецкие работы.

Первые опыты по посеву зерновых культур в с. Сухая начались на побережье Байкала, однако не давали  хороших результатов. Хлеб не успевал вызревать. Поздняя весна и ранние заморозки не способствовали созреванию зерновых. Это привело к тому, что более столетия жители с. Сухая не пытались серьезно заниматься раскорчевкой леса под пашни. Их усилия были в основном направлены на рыбалку и скотоводство.

Первый посев овса на фураж на обширном участке провел в 1889 г., будучи еще подростком Сергей Константинович Черниговский. Он распахал сохой «гащовское» поле, которое когда-то было выгоном для скота, и засеял овсом площадь в 2 га. Лето было дождливое, ранних заморозков не было. Урожай был хороший, Сергей собрал 200 куч овса, что составляет 300 пудов. Эта новость быстро распространилась. Возможность получения хлеба рядом с местом основного проживания послужила причиной быстрого заселения Сухой. В основном стали приезжать наиболее бедные, безземельные крестьяне из  «старых» деревень  Селенгинского района.

Несмотря на то, что вокруг жилищ первых сухинцев был лес, охота на пушного зверя мало не привлекала сухинцев. Это, в основном, объяснялось отсутствием огнестрельного оружия.  Охотой занимался только Семен Финоедович Черниговский, у которого была кремневка с винтовым нарезом в стволе. В 1888-м году в один из осенних дней ему удалось настрелять сотню белок, которые вышли в прибрежный лес. Однако такая удача была редкостью, поэтому охота не оправдывала себя. Тем не менее, волки, медведи, сохатый были нередкими гостями в загонах скота. От этой напасти, в основном, спасали собаки, которых держали по 2-3 во дворе.

Заселение села Сухая бурятами и образование бурятского улуса Загза

Первыми поселянами с. Сухая были русские крестьяне. Тем не менее массовое заселение села началось с прибытием сюда бурят, первая из которых появилась в 1861 г. К 1864-му году в Сухой насчитывалось 7 бурятских семей. Именно они положили начало появлению улуса Загза.

До прибытия в Сухую буряты жили в Цагане. Поводом к переселению послужило землетрясение, которое произошло 13 января 1862 года (Новый год по старому стилю). По воспоминаниям очевидцев земля «ходила» три дня, в результате образовались разрывы, в которые попадало много скота. Из щелей в земле вылетала фонтанами вода и грязь. Некоторые свидетельствовали о том, что видели как из разрывов в земле вылетало синеватое пламя.

Авдотья Васильевна Бабушкина 1880-го года рождения хорошо помнит рассказы своего отца Василия Сутаевича Мороева, которому во время катастрофы на Цагане было 7 лет. Вот что сообщила Авдотья Васильевна[2] «Спасаться от землетрясения не знали как. Все бегали и не понимали, что случилось. Земля так дергалась и качалась, что стоять нельзя было. Скот ревел, люди плакали, молились. В ту же ночь после землетрясения пришла вода, которая шла валом и затапливала все низкие места. Люди лезли на юрты и кричали. Скот бродил в воде и тонул, но в темноте ночи нельзя было хорошо видеть, что делается. Успели еще до воды мало-мало одеться, а то бы за ночь замерзли на юртах. Огонь в юртах залило водой. Вода, однако, прибывала и редко по степи можно было увидеть островки земли. За ночь вода замерзла и люди стали по тонкому льду, который трещал под ногами, выбираться на островки. Моего отца семилетнего нес на руках дедушка Мороев, а где начинал трещать лед, то Василий держался за дедушку и бежал за ним. Так всем удалось спастись. Только один из всех жителей Цагана утонул. Он ездил на Облом за дровами и, видимо, ночью возвращался по снежной дороге на санях с дровами. В это время он попал под потоп и не смог спастись».

В результате землетрясения жители Цагана лишились всего что имели. Место, затопленное после землетрясения, теперь называют Сором. Дно этого водного участка, действительно, сорное. В этом месте рыбаки часто вытягивали неводами пни, деревья, иной раз на «задевах»[3] оставляли часть невода. Только опытные бригадиры рыббригад ориентировочно знают месторасположение «задевов» и избегают их при закидывании сетей.

Павел Буинович Буинов[4], один из старых жителей с. Сухая, который, однако, не был очевидцем Цаганского землетрясения рассказывает следующее. «Мой отец после затопления Цагана не сразу переехал в Сухую. Он сначала поселился в Дубинино а затем в Дулане, но там жить было трудно. Земли свободной не было, для выпаса скота мало было удобных мест, да и рыбу ловить было не сподручно. Сначала он осмотрел места на берегу Байкала и лучше Сухой не нашел. В 1864-м году он вместе с семьей переехал в Сухую. Видимо, вместе с ним начали кочевать и другие семьи: Дархан Дарханов, мой старший брат – Булгаг Петров, Василий Балдагуев, братья Степан и Иван Бахаевы, Харана Бахаев – всего семь семей.

В Сухой буряты поселились отдельным хутором от русских, ближе к затону Мочище. Здесь были полянки, заболоченные места, где можно было кормить скот. Сначала были срублены деревянные шестигранные юрты. В них огонь раскладывали не середине, а дым уходил в дыру, оставленную в крыше. Крышу закрывали конусообразно корой от лиственницы. Затем начали делать избы по-русски, но юрты так и стояли, в них буряты предпочитали жить летом. Не имеющие хороших пастбищ и разоренные землетрясением, буряты вплотную занялись рыбалкой и одновременно разводили скот. Держали по 10-15 голов рогатого скота, по 5-10 овец и по 2-З лошади. Хлебопашеством не занимались. Когда стало вдосталь мяса и молока, рыбу больше всего продавали. Хлеба почти не ели, хотя немного сеяли в Дулане, но этот хлеб скармливали лошадям.

Рыбачить научились у русских. Раньше старики на море не рыбачили, рыбу ловили осенью в реке. А в Сухой рыбу приходилось ловить круглый год. Лодки нам делал дед Филипп Филонов. Он был старик и жил до 1881 года, прожил 105 лет. Ему было уже 103 года, а он мог делать лодку. Лодки делать ему помогали и другие русские. Наши буряты потом тоже научились делать лодки, лагуны и кадушки для рыбы. Русские вязали нам сети, а мы им делали овчины, шили унты. С русскими жили дружно. Никто никогда не обманывал, все были бедны и всем приходилось много трудиться».

Буряты быстро приобщились к рыбалке, бесстрашно «боролись» с Байкалом во время шторма. Ловили рыбу сетями по водополью[5] и подледно[6]. Зимой рыбу ловили на бормашовые уды. Хариуса ловили удами и заездкой в р. Сухая. С самого начала буряты на рыбалку предпочитали выходить с русскими, которые имели большой опыт по вязанию сетей и управлению лодками. Русские охотно брали бурят на рыбалку.

Некоторые буряты занимались охотой. Этим промыслом могли позволить себе заниматься лишь те, у кого было ружье (в основном это были нарезные кремневки), которое мог позволить себе не каждый. Охотники добывали медведей, нерпу, зверей (сохатого, изюбря) и пушнину. Но в то время охота не приносила большого дохода, так как пушнина скупалась за бесценок.

В 1884-85 г. в 3-х км к северу от села на берегу Байкала, в том месте где в него впадает р. Сухая поселились две семьи эвенков. Место где они жили позже стало называться Тунгусьим мысом. По этому поводу Павел Буинович Буинов рассказывал: «Когда мне было 10-11 лет, то приходилось играть с ребятишками тунгусов. Тунгусы жили в двух юртах на берегу Байкала. Юрты были покрыты шкурами оленей. Остов юрт был сделан из жердей, связанных вверху юрты. Одежда у них была меховая, но и были из материи (рубахи). Были у них ружья и лодки, как у нас. Пищу варили в ведрах на кострах внутри юрт. Любили пить чай, который выменивали на пушнину у китайцев и русских купцов. Занимались эвенки охотой и рыбалкой. Хлеб, видимо, не ели. Били изюбрей, нерпу, медведей. Ребятишек, с которыми мне приходилось играть, было в двух семьях трое. Эвенки здесь прожили года два и уехали на лодках по Байкалу на север».  Отъезд эвенков из Сухой, вероятнее всего, был вызван отсутствием хорошей охоты на пушного зверя.

Общение бурят и русских и эвенков свидетельствует об исторически дружественных связях между народами Сибири. Буряты и русские – первые жители с. Сухая, с особой теплотой рассказывают о большой дружбе между ними. Русские старожилы высоко ценили бурят, которые с их слов «всегда на добро отвечали добром и уважением». Буряты быстро научились говорить по-русски. Говорили по-бурятски и некоторые русские крестьяне. Тем не менее, среди русских были и такие, которые к бурятам относились с пренебрежением, оскорбляли их. Такое поведение было присуще богатым, а потому независимым русским крестьянам. Однако, такие заносчивые люди не пользовались уважением в среде простых крестьян, как русских, так и бурят.

Среди сухинских бурят были кузнецы. Первым из них был сын Дархана Дарханова – Иван (позже кузнечным делом занялись и другие члены семьи Дархановых). Он построил кузницу и научился искусно выковывать кузнечные изделия. Иван ковал гвозди для сшивки лодок, навесы для ворот и дверей, оковывал телеги, делал наконечники для сох, ножи и топоры. Следует отметить, что, пожалуй, все железные изделия вплоть до 30-х годов XIX-го века в Сухой, Загзе и Заречье были сделаны руками Дархановских кузнецов.

Плотницкие работы, строительство лодок, домов, а также поделка бочкотары, изделий для домашнего обихода производились русскими умельцами: Филоновыми, Ненашевыми, Бочкаревыми. Изготовлением сетей и других рыболовецких  снастей славились Черниговские, Власовы и ряд др.

Как вспоминает П.Б. Буинов «Бурятское население в Сухой жило до 1893-го года. Земля была поделена между Кударинской и Думской (Корсаковской) волостями. Для бурятского населения Думской волости были выделены земли, прилегающие к Корсаково, Хандале, располагавшиеся между Дуланом и р. Загзой. Сухинских бурят насильственно заставили перекочевать из Сухой. Они выбрали место у левого берега болотистой речки. Наш отец всю зиму драл дранье на крыши. Дранье продавал крестьянам из других деревень и русским из Сухой по цене 5 аршин за 5 целковых. Добрую рыбу мы не ели, а продавали. Отец продавал ее по следующим ценам:  пуд сороги стоил 25 копеек, пуд омуля стоил от 50-ти копеек до 1-го рубля. Через 5-6 лет мы кое-как построили небольшой дом, завели сети и даже один пай невода. Нас брали на невод рыбачить сухинские богатые башлыки: Темников Никанор, Лобанов Яков, Куржумов Василий. Они нас обижали, что доставалось на пай, только то отдавали. Как бы мы много не работали, у нас лишнего не было. Жили мы бедно, но питались хоть досыта.

Не всем бурятским семьям нравилась жизнь в тайге. Ряд семей, приехавших с островов дельты Селенги, уехали. Они предпочитали заниматься скотоводством, а не хлебопашеством. А здесь, в Загзе, надо было сено косить, потому что тебеневкой скот кормиться из-за больших снегов не мог».

Из воспоминаний бурят видно, что они вынуждены были жить в тяжелых бытовых условиях. Среди загзинских бурят не было ни одного грамотного. Лечили шаманы. Одним из шаманов был – Мухубун Татаров. Он следил за соблюдением обычаев в улусе, лечил молитвами, устраивал праздники и жертвоприношения (в жертву приносился скот) божествам.

В 1918-1919 г. в улусе появился ссыльный – Александр Степанович Недвигин, который стал обучать загзинских бурятских детей грамоте, до этого, как утверждают, он учил грамоте бурят в Дулане. Следует отметить, что будучи связанным с Плисом (который, вероятнее всего, был членом революционного движения, сосланным за свободомыслие в Сибирь)[7], проводил среди бурят просветительную работу, приобщал их к культуре.

Среди бурятских семей до революции, как и среди русских из Сухой, выделились наиболее зажиточные семьи. Так, например, одной из богатых была семья кузнеца Ивана Дарханова. Они имели 5 десятин земли, держали до 20-ти голов крупного рогатого  скота, 2-4 лошади. Доход, который приносила кузница позволил Дархановым построить дом с круглою крышей и резными окнами. В тоже время, семья Павла Буиновича Буинова также считалась зажиточной, но, однако жили они в обыкновенной маленькой избушке. При этом они держали скота по 10-15 голов, по 3-4 коня, до 10 овец.

Улус Загза находился южнее с.Сухая на 1,5-2 км. В этом месте у берега Байкала был заболоченный участок, а дальше на юг почвы были песчаные. На новом месте буряты, используя опыт русских, вплотную занялись раскорчевкой земли и хлебопашеством и вскоре у них были участки от десятины до пяти десятин пригодные для земледелия. Сено буряты косили на отведенной им площади по загзинскому калтусу по правую сторону р. Загза. Для жилья буряты строили дома по русскому образцу, но глухих заборов вокруг домов не строили.

Многие буряты в теплое время года рыбачить ходили с русскими на их лодках, а зимой самостоятельно занимались бормашовым ловом.

В 1910-м году в Загзе насчитывалось 15 семей, а уже в 1917-1922-м в Загзу, съехались буряты из других улусов. Причем приезжали в основном разорившиеся на прежнем месте семьи.

Авдотья Васильевна Бабушкина с горечью рассказывает: «Мой отец, Мороев Василий Сутаевич, которого семилетним дедушка выводил из Цагана, затопленного водой во время землетрясения, проживал в Хандале. Мороевым после бедствия на Цагане, так и не удалось поправить хозяйство. Земли и покосы были заняты старожилами. На клочке земли размером до десятины урожаи были плохие. Держали одну корову и одну лошадь. Чтобы кормить семью, как я помню, отец часто ездил к сухинским бурятам за рыбой, где добывал сорожку на бормаша удой или зарабатывал рыбу у бурят. Когда мы стали жить совсем плохо, отец в 1895-м году перевез семью на Загзу, где было 7-8 домов, построенных в лесу друг от друга на 100-300 метров. Здесь мы стали хоть досыта есть рыбу-сорогу. Хариуса ловили тогда близко от берега, теперь она ловится на 5-ти саженях. Мы подростками бегали бормашить, рыбы добывали до 5-8-ми фунтов. Мы с сестрой Анной помогали отцу корчевать землю, косить сено, драть дранье. Отец всех больше работал. Семья была большая 14 сыновей и дочерей. В последствии наша и подобные ей семьи вышли в зажиточные благодаря упорному труду всех членов семьи и удач на рыбалке».

Несмотря на наличие богатых и бедных, от односельчан нареканий, по поводу того, что зажиточные семьи обогатились за счет эксплуатации батраков практически никто не высказывал. Тем не менее прибегая к наемной силе в сезонные работы, хозяева имели немалые выгоды.

Период массового заселения села Сухая и экономическое освоение природных богатств

Удачные опыты по выращиванию зерновых, начатые Сергеем Константиновичем Черниговским, привлекли внимание обедневших крестьян Усть-Селенгинского района. Многие крестьяне из «старых» деревень, бывая на рыбалке, убеждались в том, что если потрудиться, то в Сухой можно иметь и хлеб, и рыбу, и мясо. Однако в Сухую в основном переселялилсь те, кому нечего было терять. Зажиточных крестьян в «старых» деревнях мало привлекала перспектива переезжать в захолустье, куда нет ни путей, ни дорог.

В 80-х, 90-х годах ХIХ-го века семья за семьей начали прибывать в Сухую новые жители. Так, в 1888-м году в Сухую переехал Осип Непомнящих из Красного Яра. Осип был ссыльным каторжником, которого привезли в кандалах и поселили на острове Трошин в дельте Селенги у Красного Яра. Живя там Осип долго батрачил, потом обзавелся семьей и полудохлой лошадкой. Выйти из нужды он так и не мог. Тогда Осип принял решение попытать счастья в Сухой. По приезде в Сухую он принялся строить зимовейко[8], а двух сыновей – Егора и Прокопия – послал собирать милостыню у рыбаков. Так два-три года Осип жил нищенством, кроме того совместно с сыновьями корчевал землю.

В 1889-м году в Сухую приехали Гавриил Петрович Дружинин из с. Кудара[9], затем Егор Федорович Мошкин из д. Шигаево, что располагается на левом берегу р. Селенга. Это тоже были бедные крестьяне, которые прибыли в с. Сухая в надежде поправить свои дела.

В 1889-1890 г. в Сухую из Красного Яра перебираются семьи Герасима Ненашева, Филиппа Ненашева, Галактиона Ненашева, Макара Ненашева, Лаврентия Вторушина, также приезжает Алексей Власов из д. Шигаево.

С 1890-го по 1895-й г. в Сухую прибыли семьи Антипа Абросова, Осипа Бабкина, Ивана Иванова, Ивана Хамуева, Ивана Николаевича Чиркова из с. Кудара, Петра Темникова из д. Корсаково, Федора Куржумова, Василия Пермякова из с. Быково.

В 1895—1900 г. г. в с. Сухая прибыли семьи Прохора Кобылкина, Василия Куржумова, Кирилла Лобанова, Прокопия Куржумова, Астафия Хлызова, Ефима Обросова, Семена Лебедева, Филиппа Фролова, Ильи Давыдовича Макальского.

Многие из приезжающих семей были большие, имели взрослых сыновей и дочерей. Большое количество рабочих рук позволило  этим семьям быстро выйти из нужды и жить в достатке.

В 1900-м году в Сухой насчитывалось уже 49 семей (домов), с этого года заселение шло медленнее. Новых семей появилось не больше 5-10.  

Помимо уже названных выше существовало и еще несколько причин переезда крестьян из «старых» деревень в Сухую. Так в 90-е ХIХ-го годы урожайность там стала резко снижаться, что явилось следствием истощения почвы, засухи и частых ранних заморозков. Кроме того села Шигаево, Красный Яр и ряд других, расположенных на берегу р. Селенга часто страдали от наводнений. Большой проблемой было отсутствие делового леса для строительства, да и дрова приходилось возить на лошадях к месту жительства за 15-20 км. Все это приводило к обнищанию населения. Разорившись, люди вынуждены были искать лучших мест для жизни. Оторванность Сухой от других населенных пунктов, конечно, была серьезным препятствием, однако первых жителей села, прежде всего, привлекала сытая жизнь на новом месте. Тяжелый труд по раскорчевке земли, опасности, связанные с пребыванием на море, не страшили людей. Здесь, в Сухой, они могли быть обеспечены пищей, хотя о роскоши быта в те времена никто и не думал.

Подтверждение тому, что люди прибывали жить в Сухую с тем, чтобы избавиться от нужды мы можем найти и в воспоминаниях стариков. Так, Василий Алексеевич Власов рассказывал: «Семья наша была большая и дальше в Шигаево было невозможно. Урожаи были плохие, земли истощали. Унаваживать землю было нечем, так как скота держали 2-3 головы: корову с теленком, да старую лошадь. Земли у нас было мало, всего 1,5 десятины. Покосы на островах затапливало и скотину в эти годы кормили соломой. Рыбу в Селенге ловить не каждый мог, только тот у кого лодка, да снасти. У нас не было лодок и сетей, да и солить рыбу было не во что. Вот поэтому наш отец – Алексей Васильевич, с другими мужиками из Красного Яра не раз ездили в Сухую, чтобы там выбрать место для жилья. Все, кто побывал в Сухой хвалили жизнь. Там, мол, с голоду не умрешь: нет рыбы, бей сохатого; есть мясо, есть грибы, ягоды. Хлеба много не надо, когда есть приварок».

Сестры Фроловы – Хавронья, Наталья и Прасковья рассказывали о том времени так: «Жили мы в Фофоново, и не плохо. В семье было семь рабочих рук. В 1900-м году имели мы 12 десятин земли. Но последние 10-12 лет  с этих десятин  урожай мы собирали только на семена, да на мелкую солому.  Почти каждый год были или заморозки или засуха. Имели мы 10-12 голов крупного рогатого скота, держали 4-5 лошадей, 5-10 овец. Сеяли зерновые культуры: ярицу, ячмень, овес. Картофеля садили мало, накапывали его 2-3 бочки. Примерно одну десятину земли засевали коноплей, семена которой использовали для изготовления масла, а из стеблей растения плели веревки на продажу. Много садили огурцов. Нас, дочерей, с малых лет не щадили, а заставляли работать от зари, до зари. Это было необходимо для поддержания нашего большого хозяйства. Отец, Филипп Михайлович был очень строгий и на редкость сильный и здоровый мужик. Он все больше находился в ямщине, возил грузы купцов в Читу и Иркутск. Однако денег ему так и не удалось  накопить и мы жили в Фофоново в дряхлом старинном доме. Ни земля, ни ямщина, ни продажа веревок, которые мы плели днем и ночью в зимнее время, не дали возможности разбогатеть. И вот, в 1986-м году он прослышал про Сухую, ее плодородные земли. Пять лет мы помаленьку завозились в Сухую. Там начали строить большой дом с горницей, то есть дом «на связи»[10]. Нас, сестер, было семь и мы попеременно ездили в Сухую готовить лес, корчевать землю. Будучи подростками 12-18 лет мы работали, как мужики. Отец лени не терпел и сам, как медведь ворочал лес и пни. Однако в Сухую мы ехали на слезах. Мы были рады бежать куда угодно, чтобы не жить в лесу и не гнуть спины на раскорчевке земли.

Земля считалась занятой, если в лесу проведешь на деревьях залыски[11] вокруг ствола. Земли отец нахватал немало. Он основал в лесу в семи километрах от берега Фроловскую заимку, где мы гнули спины до головокружения. Дом строить нанимали людей, а все остальное делали сами. У нас в семье было два брата. Старший Николай работал на лошадях.

Кроме земли была рыбалка. И здесь нам пощады не было. Работали много, а ели сорожку, да иногда мясо. Омуль отец возил продавать. Как не трудились, а разбогатеть не смогли, остались середняками».

Из воспоминаний старожилов становится ясно, что происходило во время расчистки земель под пашни. Представляется, что люди захватывали участки земли, делали засечки, хотя многие из этих участков, так и не смогли вырубить и произвести раскорчевку. Первым поселянам удалось захватить низменные редколесные земли, которые расчистить было намного проще.  Это вскоре позволило таким семьям зажить «на широкую ногу». Многие из тех, кто не успел занять участки с редколесьем, стали разрабатывать песчаные и каменистые земли у р. Загза и затона Мочище. Постепенно люди забирались дальше вглубь тайги, где чистили покосы и отдельные поля по лощинам между увалами. Засухи в этих местах почти не было, поскольку снеговой покров, который появлялся зимой, был глубокий. Снег не уносило ветром, поскольку кругом был лес. Тем не менее, несмотря на огромные усилия людей, нередко ранние заморозки не давали созревать хлебу, что случалось, в основном, на полях ближе к Байкалу. Пшеница из-за заморозков не успевала созревать, часто была заражена «головней»[12]. Таким образом, местным жителям часто приходилось есть солоделый[13] хлеб. Многие крестьяне вместо пшеницы стали сеять рожь и ячмень. Все это послужило тому, что несколько семей выехало из Сухой. Тем не менее, большинство жителей осталось. Им было жаль огромных усилий на освоение земель. Кроме того, в отличие от предыдущего места жительства, большим плюсом было наличие этой самой земли, с которой люди не хотели расставаться. Недостаток своего хлеба сухинцы восполняли меной на него рыбы.

Рыболовецким промыслом занимались все жители с. Сухая. Каждый старался изготовить сети, иметь лодку. Все свободное от полевых работ время было занято на рыбалке. Ловили рыбу круглый год, но крупные уловы были редки. В основном это было связано с отсутствием качественных рыболовецких снастей. Сети вязали из толстой нитки, посадку делали не всегда удачно. Вместо гальков[14] привязывали камешки, которые рвали сети. Позже гальки придумали делать из глины, обожжённой в печи. Особенно тяжело было ставить сети зимой. В сорокаградусные морозы голыми руками рыбаки развивали сети, долбили метровый лед.

Как отмечалось, крупные уловы были редкими. Так, наловить за лето два-три лагуна (примерно центнер) рыбы на одного рыбака считалось удачей. Летняя рыбалка в сетевой лодке для рядовых рыбаков была не менее изнурительна, чем зимний лов. Владельцы лодок – башлыки – не считались с пайщиками. Чтобы разыскать рыбу, башлыки не жалея пайщиков, заставляли их грести столько, сколько требуется. Бывали случаи, когда пайщики рвали свои сети, которые изготавливались всей семьей на протяжении зимы. Отметим, что пай сетей (100 саженей), в то время стоил 2500-3000 рублей (в пересчете на советские деньги)[15], такую сумму один человек мог заработать не менее чем за полгода. Однако при удачном лове сети оправдывали себя, иногда принося прибыль вдвое больше.

Несмотря на обилие леса, который окружал селение, первые жители Сухой строили дома по 2-3 года, Помимо наличия леса, строительство требовало и материальных затрат, которых у многих из первых поселенцев не было. Затраты на постройку были равны затратам на очистку одной десятины земли из-под леса. Рубка деревьев велась либо путем взаимной помощи либо за деньги. Плотницкие работы осуществлялись с уборки урожая и до посевной. Остальное время люди были заняты на полевых работах и рыбалке. Рубка дома велась “в угол”. Окна делались маленькими и в большинстве случаев (до 1860 г.) затягивались брюшиной. Печь, как обычно, русская, занимала треть избы. Около дома сухинские крестьяне делали крепкие заборы, глухие ворота. Для скота строили множество дворов, стаек, сеновалов, навесов. В ограде размещались амбары, завозни[16], навесы для телег и саней, бани, чаще всего, черные[17]. Получалось так, что жилой дом выглядел жалким среди множества построек.

Село застраивалось беспланово, дома ставили кому где вздумается. Отдельные жители селились по береговой линии Байкала, поэтому получилась более менее прямая улица. Другие строились в задах[18] огородов жителей первой, прибрежной улицы. Однако вторая улица получилась изогнутой, дома раскинулась в разные стороны. Это объяснялось двумя основными причинами. Первая заключалась в том, что  четких границ участки местных жителей тогда не имели, земля не была полностью расчищена от деревьев, не было и заборов, которыми обносились огороды[19]. Вторая причина заключалась в том, что люди старались строить дома подальше друг от друга в надежде захватить больший земельный участок, который в будущем намеревались расчистить и использовать в бытовых и сельскохозяйственных целях. Те постройки сохранились до настоящего времени и располагаются на современных улицах Набережная и Школьная. Кроме того, эти улицы дополнены домами перенесенными в середине ХХ-го века с первой, прибрежной улицы. Многие дома переделаны и обшиты тесом.

Расчистка земли из-под леса велась приемами. Если крестьянин не спешил имел землю под пашню, то один и тот же участок чистился 2-4 года[20]. Весной засекали[21] крупный и средний лес, одновременно вырубали мелкий лес и кустарник. Лес год-два на корню засыхал. Затем проводилась основная работа по удалению леса. Деловой лес старались вырубить раньше. Средние и большие лиственницы сваливались путем подкопа корневищ. Часть корней подрубалась. Чтобы дерево упало выворачивая корни[22], закидывали веревку на сучья дерева. Эту веревку тянули люди. И когда дерево начинало падать, люди разбегались. Были, конечно, и несчастные случаи при падении дерева, когда обвалившиеся сучья падали на головы людей, нанося ушибы. Сваленные стволы кряжевали[23], сваливали в кучи и жгли. От пылающих костров день и ночь стояло зарево над новым селом в течение десятка лет. Те семьи, в которых было мало мужчин, обладавших большой физической силой, предпочитали большие деревья спиливать. Так на протяжении столетий на площади в один гектар можно было насчитать до ста пней в диаметре, достигавших до полутора метров. Такие пни позже проблематично было выкорчевать и с помощью трактора. Каждый расчищенный участок земли в несколько соток или гектаров огораживался изгородью. Между полями крестьян тянулись межи с зарослями леса. Много труда требовалось, чтобы удалить заросли мелкого леса. Это делали копаницами - увесистыми тяпками. После удаления корневищ, драли дерн. Для этого в соху с металлическим наконечником впрягали лошадь. Чтобы соха не прыгала по дерну, впереди прикреплялся массивный нож, который резал верхний дерновой слой и мелкие корни. Перевернутый отвалом сохи пласт дерна лежал лето, подсыхал, и уже потом его раздирали на клочки деревянной бороной, которою по 20 раз пересекала лошадь по одному и тому же следу. После боронования выходила на поле вся семья от мала до велика вытряхивать корневища трав и кустарников, собирать мелкие корни. После этого, поле засевалось вручную. Вновь распаханные подзолисто-лесные почвы давали хороший урожай. Урожайность с одного гектара в первые два-три года достигала 20-25 центнеров зерна. В последующие годы приходись переходить на двух-трехполую[24] обработку земли. Песчаные почвы по побережью Байкала ближе к р. Загзе быстро истощались и к 20-м годам ХХ-го века годы были заброшены. Позже на них пасли скот. Быстро потеряли плодородие земли, расположенные на каменистой почве у затона Мочище. В последующем они использовались как сенокосные угодья – утуги. Также для сенокошения использовался обширный  загзинский калтус. Здесь в топком болоте косили сено те, кто не имел покосов на сухих местах. 

В 20-м году ХХ-го века были проведены мелиоративные работы. Силами крестьян с. Сухая и улуса Загза была проложена 6-ти километровая канава, которая несколько осушила калтус, и он был разделен на паи среди крестьян, принимавших участие в осушении болота.

Выгоны для скота были общими. Скот пасся без пастухов в лесу, вследствие чего нередки были случаи нападения со стороны волков, росомах, медведей.

Сухинские, загзинские жители занимались собирательством. Собирали ягоду: голубицу, бруснику, чернику; засаливали грибы, черемшу, лук. Больше всего привлекали кедровые орехи. За орехами заезжали в хребет[25] на лошадях вьюком за 10-15 километров. Чтобы достать шишки с кедра его околачивали колотом[26]. В день, таким образом, удавалось собрать два-три пуда орех. Затем орехи продавали спекулянтам (в основном из числа проживавших в соседних населенных пунктах евреев) по 2-3 рубля за пуд. Им же продавали пушнину, иногда рыбу. Так, шкурка белки стоила 20 копеек, лагун рыбы 8-10 рублей (цены 1919 г.).

Отдельные крестьяне, в основном жители с. Заречье, занимались смолокурением. Смола, деготь, рыба и другие продукты вывозились для продажи в с. Кудара, с. Кабанск и г. Верхнеудинск.

Необходимо отметить, что природные богатства использовались хищнически. Рыбу ловили даже в нерест, строевой лес сжигали при расчистке земли, кедровый лес рубили, чтобы поживиться спелыми шишками, часто пускались лесные пожары, которые помогали быстрее освободить участки земли от леса. Охотники не щадили ни зверей, ни их детенышей. Много было истреблено сохатых, изюбрей, соболей. С 1896 года в сухинских лесах работало 200-300 шпалотесов, которые готовили шпалы для Сибирской железной дороги. Шпалотесами были, в основном, наемные из соседних деревень. В результате заготовки шпал и частных порубок, лес был захламлен порубочными остатками.

До революции, близ Сухой инженером Рязановым были организованы буровые работы, производимые с целью отыскания залежей нефти. Поводом к этому послужило то, что ежегодно весной из расщелин на поверхности Байкала, близ мыса Балдаковский появляется слой жидкости, по своим свойствам похожий на нефть. Несмотря на многочисленные попытки отыскания залежей, нефть так и не обнаружили. 

История заселения с. Заречье и хутора Стволóвая

В первых числах августа 1897 года в с. Сухая прибыла группа украинских крестьян, которые выбрали место для постоянного проживания. Украинцы решили заселиться дальше Сухой, у реки с одноименным названием, в километре от Байкала. По их подсчетам по правому берегу р. Сухая могло застроиться село в 100 домов. Однако в то время там были непроходимые леса. Выбрав место для жительства украинцы осенью того же года приступили к строительству домов. Строили не капитальные дома, а хатки-времянки. Семьи украинских крестьян в то время проживали в с. Елань Кабанского района.

Как вспоминает Варвара Петровна Шереметова[27]: «На Украине жилось плохо. Работали на помещика. Земли в пользовании у нашей семьи в 14 человек было 2 десятины. Тесть брал, кроме того, в аренду у помещика землю, за что отдавал половину урожая. Скота держали мало, так как выгонов не было. Жили в глинобитной хате, покрытой соломой. Мы имели намерение ехать на Амур, так как там уже были жители с Украины. Среди жителей ходили слухи, что в Сибири много земли, и ее дают по 15 десятин на душу. Тесть – Иван Родионович задумал разбогатеть на сибирской земле. Из нашего села выехало 6 семей.

Эти 6 семей 26 апреля 1896 г. (старого стиля) выехали из села Орловки Ямпольской волости Глуховского уезда Черниговской губернии. Ехали на лошадях. Прибыв в село Каменское, встретились с украинцами, которые разорившись от частых наводнений Амура, ехали искать новые места жизни на Алтае. Украинцы были вынуждены временно жить в селе Елань, но здесь свободных земель не было. И вот весной 1898 года украинцы завезли в Заречье свои семьи».

В Заречье первыми поселянами были:

1. Шереметов Иван Родионович с сыновьями Павлом, Василием, Игнатом, Федором, Матвеем.

2. Клишко Спиридон с сыновьями Семеном, Трофимом, Степаном.

3. Братья Сахновы: Сергей, Василий, Иван, Евмен, Ефим – Дмитриевичи.

4. Дремухин Лука Игнатьевич с сыном Яковом.

5. Дремухин Осип Порофирович с сыновьями Екимом, Дмитрием, Захаром.

6. Греков Иван – поселился в Сухой и вскоре умер, а его сыновья – Филипп, Егор, Денис переехали в с. Заречье.

Через 2-3 года приехали с Украины:

1. Васильцов Харлампий с сыновьями Никитой, Анисимом, Митрием, Ефимом.

2. Косых Ефим И. с сыновьями

3. Тришко Павел Петрович.

4. Дремухин Артем с сыном.

5. Живогляд Василий с сыновьями Спиридоном, Андреем, Павлом.

6. Осипенко Антон без детей.

Из русских заселились в Заречье: Андриян Березовский, а также Павел Собенников из Тарбагатая, который построился в 3-х км вверх по речке Сухая.

Молодым украинцам тайга не понравилась. Но старики говорили, что сначала нужно попробовать расчистить, засеять землю и только, если урожай будет плохим,  то отправляться в другое место для постоянного проживания. С осени 1897 года началась кипучая работа по сооружению маленьких жилищ и раскорчевке земли. Украинцы торопились, хотели быстрее определиться стоит ли здесь основательно обстраиваться. К весне следующего года расчистка земель шла и днем и ночью. Вскоре были засеяны первые участки земли.

Русские и буряты дружелюбно встретили украинцев. Они помогли им с семенами, дали в долг мелкий скот. Появились свиньи. Кроме того русские обучили украинцев рыболовству. Украинцы стали заниматься овощеводством, собирать ягоды, грибы, орехи.

У Шереметовых оказалась кремневка, которой отстреливали изюбрей, сохатых, медведей. Прославленным медвежатником стал Павел Иванович Шереметов, который убил семнадцать медведей. Его сын также был хорошим охотником. Бывали годы, когда он добывал до 48 медведей. 

Главным занятием украинцев стало хлебопашество. Первый год не разочаровал молодых, урожай на паровых клочках был хороший, особенно хорошо родился картофель с большим содержанием крахмала. С этого года начинают строить дома капитально, по русскому образцу. Ведется раскорчевка более обширных участков земли. Первые годы костры не потухали на вырубках. Многолюдные семейства делились, деревня росла.

Позже в Заречье поселились еще четыре – шесть семей, в том числе Прокопий Гуляев и Иосиф Франчуков — поляки, сосланные в Сибирь. Три украинских семьи выехали, условия жизни в Заречье им не понравились.

Местные жители построили несколько водяных мельниц на р. Сухая. Так, семья Сахновых построила мельницу, которая проработала примерно до середины ХХ-го века. Также мельницу построил Мушаков – житель с. Сухая, которую, однако, в 1942 году смыло наводнением.

На р. Сухая была мельница и у Тихона Филонова – жителя с. Оймур, которая позже была куплена Федором Васильевичем Благиревым. Он приехал в Сухую из Петрограда, где работал в монетном дворе, на бумажной фабрике. Федор Благирев с женой Станиславовной (данные о ее имени не сохранились), которая была фельдшером прибыли по приглашению брата Кузьмы Васильевича, который, в свою очередь, в 1907-1908 г. приехал в Сибирь из Харькова. Кузьма Васильевич и его жена, располагали денежными средствами, что позволило им  выстроить себе имение в Стволóвой – это в 7-ми км от Заречья в сторону по берегу Байкала. Здесь было живописное место: красивый лес, в котором росла черемуха, протекала речка. Благирев разработал 2-е десятины земли, держал немного скота, даже построил паровую мельницу. Строения сооружались в дачном стиле. Благиревы были образованные люди, общительные, всегда готовые на помощь. Помогали как могли: лекарством, советом и пищей. Станиславовна оказывала медицинскую помощь всем, кто к ней обращался. Следует отметить, что Кузьма Васильевич был сторонником советской власти, после революции  в 20-х г. ХХ-го века служил года два секретарем в сельсовете. Однако, несмотря на это им грозили раскулачиванием, потому что они нанимали работников для помощи по хозяйству. Когда в 1930-х г. Кузьма Васильевич умер, Станиславовна уехала из Стволóвой, оставив имение на произвольное разграбление. Как утверждают современники она «бежала от раскулачивания». После ее отъезда осталась, в том числе, и библиотека, расположенная в организованной Благиревыми избе-читальне, где обнаружено было много книг, целый ворох журналов (в том числе советские журналы «Нива»). Книги и журналы растащили дети местных жителей. В дальнейшем Станиславовна проживала в г. Верхнеудинске, а ее сын уехал в Петроград, где у их семейства оставались родственники.

Такова короткая историческая справка заселения Заречья, Стволóвой и хутора на левом берегу Сухая, первыми поселянами, которого были Федор Благирев, Илья Тарабанов и Мушаков.

Расслоение крестьянства

Как отмечалось на постоянное место жительства в Сухую, Загзу, Заречье, в основном, приезжали беднейшие крестьянские семьи, которые надеялись в этих местах поправить свое хозяйство. Тем не менее, не прошло и 30 лет с периода  начала массового заселения, как в с. Сухая крестьянские хозяйства разложились на бедняков, середняков и богатых. Это было обусловлено, в том числе, и порядком землепользования в Сибири. Юридически вся земля в Сибири принадлежала казне. Наряду с казной, землей в Забайкальской области владел кабинет, которому принадлежало  900 тыс. десятин земли и около 14 млн. десятин крестьянской земли. Земли не были закреплены за крестьянскими общинами. Здесь не было помещичьего земледелия и уравнительного образовательного надела. В.И. Ленин в работе «Развитие капитализма в России» (т. 3 стр. 96-97), показывая процесс разложения крестьянства в Енисейской губернии, писал: «В Сибири нет обязательного и уравнительного надела, нет сложившейся частной собственности на земли. Зажиточный крестьянин не покупает и не арендует земли, а захватывает ее». Однако позднее была установлена плата за десятину. Так, сухинские крестьяне вносили по три рубля в казну за десятину прежде, чем приступить к залыске леса и раскорчевке. Деньги возили в Кабанск для уплаты в казну.

Безусловно, намного легче, дешевле и быстрее разрабатывать участки земли, на которых произрастает не так много деревьев либо отсутствуют вековые деревья. Желающие иметь как можно больше земли первые поселенцы стремились закрепить за собой участки наибольшей площади, однако не все располагали средствами (физической силой или материальными средствами) для их расчистки. Так, Филипп Фролов захватил десять десятин земли вокруг своей заимки, но расчистить для пашни ему удалось две десятины.

Лесные покосы также захватывались. Некоторые смогли присвоить естественные покосы с хорошими травами, не требующие больших затрат на их расчистку. На тот период зажиточное хозяйство имело 5-6 десятин пахотной земли, в то время как большинство крестьян довольствовалось участками в 2-3 десятины.

Большой доход приносила рыбалка. По примеру кударинских, корсаковских богачей-башлыков и сухинские стали заводить кроме сетевых лодок невода. В то время «лодка» составляла 8 паев. При этом два пая составляла лодка с оборудованным кухонным инвентарем. Невод составлял 30-40 паев. Сюда входил невод с мотней, неводник большего размера, лодка с плоским дном, спуск, два спусковых подъездка, лодка, две маленькие лодки, две лошади.

Предприимчивые мужики имели от 2 до 6 паев сетевых, до 10 паев неводных. В Сухой самым богатым к 20 г. ХХ-го века стал Иван Хамуев. Он имел 2 мотни для двух неводов, неводник и оборудование для подтягивания невода. В общей сложности у него собиралось 10 и более паев неводных. Кроме того он имел две сетевых лодки, сетей на 6 паев. Земли у него было разработано до 10 десятин. Иван Хамуев имел 2-3 работника годовых и 2-3 срочных. Скота держал до 10 голов крупнорогатого, лошадей до 5 езжалых. Завел молотилку, веялки. Перестроил и общий дом.

Не уступал Ивану Хамуеву по богатству и Осип Бабкин. Он имел 2 лодки со снастями, держал 2-3 годовых работника, имел 7 дойных коров. Дом у него был сделан круглый, с резным карнизом. Ставни особенно выделялись вычурной резьбой. Даже ворота стоили не меньше затрат, чем простая избенка. У этих богачей помимо домов было множество хозяйственных построек.

В числе зажиточных крестьян можно назвать и Якова Лобанова. За пять лет смог завести 5 паев сетей, имел 2 сетевые лодки, земли 4 десятины, молотилку, перестроил общий дом.

Однако следует отметить, что богатство приходило упорным трудом и бережливостью. Чуть свет, а у Лобанова уже проскрипели ворота. Сам, два парня, две девки выезжали на работу в поле. С работы приезжали в темноте. Сын Лобанова – Егор выучился на учителя. Когда Егор жил дома, то ежедневно ел по одному яичку и мяса «нормочку». Как вспоминала Наталья Фролова: «Егор и его отец были большими экономами».

Когда сухинцы научились снаряжать снасти и приобрели достаточно опыта, рыбалка начала приносить большие дохода. Обычно за сезон добывали от 2 до 5 лагунов (центнеров) рыбы на человека. Лагун оценивался в 1910 году в 10 рублей, а лошадь - 30-40 рублей, поэтому три лагуна рыбы стоили как одна лошадь. На тот период, вышеупомянутый Иван Хамуев, ежегодно добывал в среднем 505 центнеров рыбы, без учета рыбы, отданной наемным работникам. В сезонные работники, как правило, нанимались батраки из других сел, бродячие люди, которых называли «поселенцами», скорее всего, бывшие ссыльные. В годовых работниках жили те, кто не имел дома и семьи. Например, местный бедняк Павел Гусев, всю жизнь прожил в батраках.

В 1910-1915 годах ежегодно на весенне-летнюю путину сухинские, загзинские и зареченские рыбаки выходили в количестве 40 лодок. При этом у богатых владельцев-башлыков было 2-4 наемных рыбака. Наемные рыбаки получали половину улова от того, что причиталось на пай. На плесе между с. Энхалук и мысом Балдаковским стояло 10 неводов, из них 3-4 невода принадлежали сухинским рыбакам. Башлыки, как правило, присваивали себе лучшую рыбу, считали омуля штучно. Крупный омуль попадал, прежде всего, к башлыку. Рыба вылавливалась без разбору, в том числе в период нереста. Сетями притягивали к берегу и мелкую и крупную рыбу, в том числе, ценного осетра. Мелкую рыбу отпускали тогда, когда не куда было с ней деваться, так как некоторые притонения[28] давали по 500 центнеров рыбы. После удачной рыбалки, лов приостанавливали, пока не закончат засолку рыбы. На рыбалку выходили при любой погоде по приказу башлыка. Башлыки, в свою очередь, не жалели пайщиков, а были нацелены, прежде всего на как можно больший улов. В случае неповиновения башлыку пайщик мог быть исключен из бригады.

Бедняки, а их до революции насчитывалось семей пятнадцать, жили особенно тяжело, чтобы прокормиться они батрачили на состоятельных. Брали на работу ловких и физически крепких, а хилым и больным нелегко было подработать у своих соседей. Тем не менее, бывшие батраки с приходом советской власти утверждали, что не имеют обиды на тех, у кого работали, говорили, что их не обманывали. 

В период раскулачивания из Сухой было выселено 10 семей, 5 семей обложено «твердым заданием». Из Загзы под «твердое задание» попало две семьи, в Заречье – одна семья. Раскулачиванию подверглись те семьи, где имела место эксплуатация. Раскулачиванию не подвергались семьи, которые своим упорным трудом приобрели для себя некоторое состояние. Раскулачивали, в основном тех, кто имел дом с круглой крышей или смог заменить старую, развалившуюся хату новым домом.

ЧастьII

Воспоминания сельчан по истории возникновения и развития с. Сухая

Воспоминания Василия Алексеевича Власова (1885-1960 г.)[29]

(Записал Власов Виталий Васильевич. Февраль 1960 года).

Я родился в с. Шигаево Кабанского района. Отец мой, Алексей Васильевич, родился в Шигаево, ходил в царскую армию. Тогда ходили по жребию, жребий выпал на семью Власовых. Отец был холостой и поэтому он пошел в армию за 4-х братьев, которые выплатили ему по 100 руб. в награду или в откуп. Но служить ему почему-то пришлось не 25 лет, а 12. Вернувшись из армии  в 37 лет, женился на Ненашевой Хартинье Кондратьевне.

Дом, который отец строил в Шигаево, сейчас сохранился. Жили там в большой бедности, часто покосы топило р. Селенгой, урожаи были плохие, земли мало.

Отец не раз ездил подыскивать лучшее для жизни место, но в обжитых местах Селенгинского уезда земель свободных не было. Вместе с Ненашевым Филиппом из с. Красный Яр они облюбовали селение Сухую. В 1890 году, когда мне было 5 лет, мы выехали в Сухую.

В этот период в Сухой русских семей было всего 5-6. Здесь жили Филонов Тихон Филиппович – коренной житель. Жил он на берегу у ручья Топки — в старом маленьком доме: потолок, стены из круглого листвяка, срублен в угол, на полметра покосясь, зашел в землю. Отчим Черниговского Сергея Константиновича – 16 лет, Трескин – жил рядом с Филоновым Тихоном Филипповичем, дом был построен ими. Непомнящих Осип Игнатович с сыновьями Егором и Прокопием построили маленький домик у кедры, где потом была построена деревянная церковь. Они заехали в Сухую до нас за 2-3 года. Осип был каторжник – в кандалах прибыл на Трошин остров в дельте р. Селенги и там, видимо, женился, будучи полунищим выехал в Сухую с сынами и с лошадкой.

Здесь они занимались нищенством по рыбакам и разрабатывали землю. В это время сюда прибыл Дружинин Гавриил Петрович из Кудары, а затем, через год, прибыл Мошкин Егор Федорович из Шигаево.

Вслед за Ненашевым Тихоном Филипповичем, Власовым Алексеем Васильевичем начали прибывать в 90-х годах из Красного Яра Макар Вторушин, Ненашев Галактион; из Кудары –  Иванов Иван, Антип Обросов; из Корсаково –Темников Петр Афанасьевич; из Быково – Куржумов Федор, Пермяков Василий; из Кудары – Хамуев Иван, Чирков Иван Николаевич.

Основной причиной заселения Сухой явилось то, что здесь можно было заниматься рыболовством, охотой и приложить труд обзаведению землей, которой не хватало в обжитых деревнях. Главное – мы ехали сюда, чтобы хоть рыбой досыта питаться. До 1890 г. здесь землю не разрабатывали. Были выгоны для скота, как гашовское поле. Гашова этого никто не видел, он выехал из Сухой в 1860-х годах. Там, где стояли его постройки, остались полусгнившие столбы от дворов, да полуметровый слой навоза.

В 1900 г. в Сухую заехали из Фофоново Фролов Филипп Михайлович, Лебедев Семен, Ефим Обросов, Прокопий Куржумов, Кирилл Лобанов.

Кроме русских со времени провала Цагана 1861г. у затона Мочище до 1890 г. жили буряты 6 семей: Дархан Дарханов, Буин Буинов, его брат Буйгет Петров, Василий Бугулдуев, Степан и Иван Бахаевы, Харана Бахов.

Так шло заселение с. Сухая.

Буряты в 1893г. перекочевали на Загзу, так как земли были разделены между Кударинской, Корсаковской и Думской волостями.

В 1896-1897 г. в Заречье заселились украинские семьи. Один из них Греков Егор Денисович остался в с. Сухая с сыновьями: Филиппом, Егором, Денисом. После смерти отца в 1896г. они переехали в новый поселок Заречье, в 3-х км к северу от Сухой.

Далее расскажу о том, как мы начали жить на новом месте. Наш отец по приезду в Сухую купил дом у Балдагуева Василия и перевез его к Топке в 0,5 км от берега (дом этот живой, полусгнивший). В семье у нас были братья. Харлам — утонул в 1900г., Кузьма с 1781 г. рождения и я, сестры Авдотья и Соломонида.

Мы построили дом (за школой), но построек не было около дома, так как сил у нас строить не было. Я женился, в этот период шла империалистическая война. В 191* г. я был взят в армию, в этот же период мне перед выездом в армию Макальский Илья Давыдович (еврей) предложил по дешевке купить дом с постройками, но дом был дряхлый, это бывший дом Тихона Филонова (самый старый дом в Сухой). При доме был земельный участок. Макальский в это время выезжал в Мысовую, где можно было бы учить детей, покупку совершала жена Наталья (Фролова). Дом был куплен за 700 рублей. Сначала мы продали скота (быка 3-годовалого за 100 руб., корову за 380 руб. на керенские деньги)  в январе 1918 г. В апреле 1918 г. мы кое- как наскоблили 400 руб. и рассчитались. Документ купчей был оформлен в Кударинской волости.

В армию ушел в 19** г. прибывал в отпуск в ноябре 1917 года. Когда ехал в часть, то в Москве были красногвардейцы (январь 1918 г.). О том, как шла служба особый разговор.

Жизнь в Сухой мне сначала не нравилась, так как нас с детства родители заставляли работать «за больших», иначе жить было не на что. Живя по первости в дряхлом маленьком доме, мы часто были без хлеба, так как земли у нас было мало раскорчевано. Рыбу добывали на бормашовую уду зимой и сетями летом. Пока рыбачили, тогда и ели добренькую рыбу, а остальную отец вез в Кудару на продажу. Лошадь была одна, затем две, больше двух коров не держали – сил не было содержать. Рыбалка не всегда была удачной, да и к тому не было достаточно сетей и других снастей. Лодки делали, но владельцами лодок были при первых годах те, кто мог их делать. Мастером по постройке лодок был Филипп Ненашев. Охотой же постоянно занимались немногие – один-два жителя, у которых были кремневки с нарезным стволом. Пушного зверя было много, особенно белки, но не было припасов в достатке. Зверя (сохатого) можно было убить из окна дома.

Когда пришла Советская власть, то у наших жителей стала проявляться инициатива в организации торговли и снабжения населения промтоварами. Так, осенью 1918 г., мы собрались и решили организовать потребиловку. Председателем кооператива избрали Дружинина Гаврила, меня избрали кассиром и продавцом, счетоводом был избран Благирев Кузьма Васильевич, который добровольно приехал жить в Сухую. Он имел некоторые сбережения и переехал в Стволóвую, где построил паровую мельницу, занимался сельским хозяйством. Там он построил ряд построек. К нему приехал брат Федор с женой Кузьмы Васильевича — по специальности фельдшера. Это был грамотный человек, который немало с женой помог людям в просвещении их.

Дружинин ездил в Иркутск зимой на лошадях, летом на лодках для закупки товаров по заказам населения. Паевой взнос был 5 руб. (деньги ходили керенские и николаевские). Для закупки товаров брали деньги в кредит. Наценка была 12 %. Брали взносом рыбу у рыбаков на комиссионную торговлю или продавали на базаре. Торговля приносила немало удобств населению. Но я продавцом не стал работать, так как зарплата была 25 рублей (колчаковские деньги). Такую сумму можно было заработать за рабочий день, и я пока работал продавцом, хозяйство свое, хоть и маленькое, но запустил.

Продавцом, поставили Никоненко С.Ф., а председателем кооператива – Лебедева Якова Семеновича.

У них дело пошло как-то не совсем хорошо. Они за год оставшиеся от нас товары распродали, новых завозили мало. Хозяйство для транспортировки куда-то задевали (брезенты, весы и др.). В этот период пошла аннуляция денег, пошли деньги «миллионы».

В 1920 году кооперация прекратила свою деятельность.

В 1925г. мы опять взялись за организацию кооперации. Это после партизанщины. Председатель был Бочкарев Яков Петрович, меня избрали закупщиком и продавцом. Бочкарев делает закуп товаров и реализует рыбу, занятую в кредит у местного населения.

В 1925 г. деньги укрепились и мы получили доходность 13 тысяч рублей. Мы сделали мореходку для транспортировки товаров из Иркутска, но она лето простояла за неимением канатов.

В конце 1926 г. председателем избрали Обросова Николая. Он быстро  признакомился к делу. В 1927 г. Сухинское сельпо слилось с Оймурским. Председателем сельпо был избран Капустин Трофим. Дела шли хорошо, товаров было всяких много. Но в 1928 г. меня обвинили в том, что я будто бы присваиваю, наживаюсь. Меня арестовали и посадили в Кабанск на неделю. За этот период прошла ревизия и я оказался ни в чем не виноват, кроме того, что в счет зарплаты брал из кассы 20 руб. После этого продавцом был Яков Пермяков, а в Оймуре председатель Василий Горковенко. Пермяков плохо мог, видимо, считать и за полгода сделал растрату до 5 тыс, руб. При них же разбило мореходку штормом, груженную рыбой и яйцами. Но так как Пермяков жил в большой бедности, то ему дали снисхождение и он остался на свободе. Пермяков же был активным и он потом был недолго председателем сельсовета.

В 1929 году меня избрали председателем сельсовета. В этот период задачей было помогать беднякам посевным зерном, изымать у богачей излишки хлеба, организовать помол хлеба, который везли из всех деревень нашей волости. У нас на речке Сухая стояли мельницы, но владельцы этих мельниц саботировали помол хлеба для армии и населения. Надо сказать, что тогда делали все, чтобы дать поддержку Красной Армии, которая гнала белогвардейцев и интервентов с нашего дальнего Востока. Многие бедняки и середняки шли охотно на то, чтобы отдать хлеб нашей советской власти. Весной 1920 году мы старались оказать помощь бедным семьям, чтобы они посеяли больше хлеба. Тогда к ним посылались уполномоченные и с ними приходилось много проводить работы по организации новой жизни на селе и по оказанию помощи Советской власти.

Воспоминания Сергея Константиновича Черниговского

(родился в 1876 г.-)

(Записал Виталий Васильевич Власов. Февраль 1960 г. Уточнения брал в апреле - мае 1960 г.)

Я родился в селе Сухая в 1876 г. Отец мой – Константин Ермилович рожден в 1836 г. К моему рождению деду моему Ермиле было примерно 100 лет, примерно он был рожден в 1780 г. Жили в селе Сухая. Когда мне было 5 лет, т.е. в 1881 г., у нас случилось несчастье. Дед Ермила настоял в один из осенних дней выйти домой на лодочке 3-х наборке с рыбалки, которую проводили в Обломе. Когда лодка, где находились мой отец Константин, дед и дядя Кузьма, стала подходить к берегу в с. Сухая, то на россыпи их перевернуло, и они не могли спастись. Похоронили их, где сейчас растет кедра и была деревянная церковь. Мать моя, Евдокия Яковлевна, со мной переехала в Инкино. В этот же раз выехали из Сухой 5 семей: Черниговский Семен Финоедович (Финоед – брат Ермилы), Черниговский Дмитрий Ермилович, мой дядя (когда выходили на рыбалку братья с отцом Ермилой, то он в это время болел и поэтому остался жив), Филонов Кирсантий Филиппович, Рогов Владимир и наша мать.

В Сухой осталась после этого одна семья: Филонова Тихона Филипповича. Он жил в доме на берегу Байкала, где потом жил Макальский И.Д.

Тихон был с 1826 года рождения, родился в Сухой и умер в 1896 г. Отец Тихона Филипп был глубоким стариком, жил 105 лет и умер 1881 году. Я этого старика помню (мне было 5 лет). Он был худенький, но подвижный, до 103 годов делал лодки и плотничал. Мы жили с ними рядом. Где родился дед Филипп –  не знаю, но, судя по тому, что их дом был старым и простоял лет уже 150, то он родился тоже в Сухой. Около этого дома был почти метровый слой навоза. Это и сейчас видно.

На обнаженном прибоем берегу можно увидеть сейчас несколько слоев навоза, слоев сгнившей древесины – остатки сгнивших обрубков, щепья и т. д. Однако большое скопление навоза и остатков строений можно было тогда видеть на площади 1 га по правому берегу р. Топки. Эти остатки и сейчас есть. По словам тех стариков, которые выехали с нами из Сухой после несчастья, известно, что здесь было пепелище Симухинских, которые выехали из Сухой до моего рождения.

Мы строили себе дом рядом с разрушенным домом Симухиных. Следует сказать, что моя мать, выйдя замуж за Трескина, через три года приехала в Сухую. Я девятилетним помню, с отчимом топором и клиньями разбивали подгнившие листвяные бревна в обхват толщиной на дрова. Эти бревна снимали, скатывали с половины избы Симухинской. Как помню, от симухинского дома оставалось два-три ряда ниже окон. Бревна были черные, закопченные дымом.

Чтобы положить их в строение, то такие толстые и в 7 метров длиной лошадь не могла подвезти. Значит, их брали здесь же. На земляном полу были остатки печи, сложенной из камня на глине. Печь топилась как в черной бане – дымохода, видимо, не было, и дым шел в хату. Судя по такому примитивному устройству жилья – срублен дом в угол только топором – это был самый старый дом из сохранившихся домов к 1885 г. Кроме того, до моего рождения жили здесь Гашовы. Они жили на левом берегу Топки у берега Байкала. Ими было высечено леса на площади 2 га, прилегающего к Топке и берегу Байкала. Эта расчищенная площадь в 90-х годах распахана и названа гашовским полем. На этой площади пасли скот и остался слой навоза в 30 см. От гашовских строений оставались подгнившие столбики, которые были вытоптаны в навозе скотом. Мне приходилось 8-9 летним быть у Симухина Луки, который жил в этом доме. Дом топился по черному, это я заметил, когда мы его рубили на дрова.

Лука был глубоким стариком, сидел и лежал на ленивке, не мог уже работать. Проживал он тогда в Оймуре, а выехал сюда когда-то до 1870 г. Родился он в 1796 г. и, очевидно, в Сухой. У него было в это время 6 сыновей: Анисим, Петр, Иван, Павел, Семен, Гурьян и младший Осип. Я с ними бормашил в Сору. Они были примерно в моих годах и старше, и приходились по деду Луке сродни. Видимо, он был богат, так как всем взрослым уже построил по новому дому. Дед Лука утверждал, что Оймур начал заселяться позднее, чем Сухая. Больше такого, что касалось истории заселения Сухой, он не рассказывал или я не помню.

Когда мы опять прибыли с матерью и отчимом в Сухую (мне было 9 лет), то меня почему-то полюбил мельник из Оймура Филонов Григорий. Он тогда был в пожилом возрасте. Он меня брал всегда с собой на мельницу, которая была построена на р. Сухая при устье реки. Филонов Григорий мне рассказывал что-то в этом смысле, что Сухая возникла раньше Оймура. Говорил мне всякие пророчества: будет строиться железная дорога, будут скоро аэропланы летать. Мельница построена была из листвянного леса и к тому времени простояла уже лет сто – была почерневшая.

Занятие в Сухой было: рыболовство, охота, скотоводство. Кругом 5-6 домиков стоял непроходимый лес. Больше было лиственниц. При домах были вырублены поляны для загона скота. А были ли земельные участки я не помню. Наверное, были грядки для картофеля.

Первые жители и наша семья имели участки земли там, где раньше жили. Мы имели землю в Инкино 1,5 десятины. Эта земля не всегда обеспечивала хлебом и фуражом, поэтому мы ловили рыбу (за год центнеров до 5-ти) и продавали в Кударе на базаре. Пуд рыбы стоил 5-10 руб. Пушнина в основном была белка, но охотился на нее только один Черниговский Семен Финоедович. У него была кремневка с винтовым нарезом в стволе. Он как- то за один день в прибрежном лесу настрелял 100 белок.

Когда мне было лет 10-13, то я помню - у нас появились грядки под картофель, начали засекать лес, чтобы он на корню подсыхал и затем его можно было легче вырубить и сжечь. Скота держали немного: 2-3 коровы, 2-5 овец, 1-2 лошади езжалой. Сено косили по полянкам, подчищая их от мелкого леса и валежника.

Рыбачили на бормаш зимой, а по водополью сетями. Сети вязали сами. Кроме того, некоторые в 90-е г. ХХ-го века слаживались для сооружения неводов и при рыбалке получали рыбу по паям. Сети и зимой ставили под лед. Были годы, когда за лето на пай приходилось всего 1-2 лагуна рыбы, но редко чтобы было до 5.

Землю пахали сохами. Кузнецы для них ковали наконечники. Сохами драли дерн - залог. Широкий размах корчевки и расчистки пахотной земли начался с 1890-1895-х г., когда в Сухую стали приезжать новые жители. До 1888-1889 г. в Сухой жило всего две семьи: мы (отчим Трескин Алексей Тимофеевич) и Тихон Филонов.

Первым прибыл в Сухую после нас Непомнящих Осип Игнатьевич, потом через год Дружинин Гаврил Петрович из Кудары, Мошкин Е. Ф. из Шигаево, Ненашенский, Власовский и т.д.

Буряты жили до нас. Мы с ними имели большую дружбу, помогали им строить лодки, а они, например, Дарханов Дархан, ковали по железу.

Жили мы и они очень бедно, только в том было хорошо, что рыбы ели вдоволь, а мясо зимой, да в празднички. Носили одежду из ситца и холста. Богатой вещью считался самовар. Из посуды были чугунки, котлы, а в основном посуда была самодельная из дерева.

В 90-х годах, когда подъехали новые жильцы, стали появляться плуги, молотилки.

Урожаи здесь были хорошие. Я распахал часть гашовского поля – 2 га, и засеял овсом, а собрал 300 куч (в куче по пуду зерна).

В основном сеяли овес, ярицу, ячмень. На берегу часто хлеб подвергался заморозкам, а на полях в глубине леса было больше тепла. Я с отчимом построил дом для себя в 1896, он потом перешел брату по матери Федору Трескину (сейчас в нем живет Метелев). Затем мне пришлось строить дом в 1899 году, где сейчас живет моя дочь Арина. Строили дома по два-три года, продольной пилы не было. Чтобы вычистить десятину земли платили 100 рублей.

Чтобы вычистить десятину земли из-под леса, с раскорчевкой, надо было одному трудиться полгода. В Сухой кое-кто нанимался чистить землю за 400 руб.

Церковь в Сухой построили в 18**году. Сначала на этом месте после того, как наши утонули, построили часовню. Она теперь стоит на старом кладбище. Мы платили налог с души по 3 руб.

Жить в основном в Сухой стало неплохо, когда обзавелись землей, но о культуре говорить не приходится. Все гнались за богатством и его добывали только трудом, а некоторые - удачей на рыбалке, да тем, кто подороже продаст, а подешевле купит. Правда, помогали друг другу, но было так: себе больше, а людям меньше. Сначала человек трудился, чтобы обжиться, а потом начинал хитрить, искать легких заработков. Так мне пришлось в 1914 году заняться спекуляцией. На это меня натолкнул дядя из Дубинино. Он взял меня на Исток рыбу скупать, а затем возить ее в Кудару, да подороже продавать. Здесь я подработал, а потом, как война шла в разгаре, не стали стремиться к роскоши да богатству, я пропивал эти барыши. Этим делом я занимался 2-3 года.

Вот сейчас посмотрю – живут люди, все им привилегии дала советская власть. Все сыты, одеты, при часах и на работе не убиваются. И радио, и электричество, и кино, и машины. Спасибо советской власти, что мы пожили на старости лет при ней. Вот я тоже не обижусь – мне пришлось съездить мигом на поезде на Сахалин в гости и т.д. Мы дураками были – и куда мы хватали, и что ели, носили. Видимо, были такие порядки жизни при царизме – частная собственность.

О других делах нашей жизни уже рассказывали, мне стоит только подтвердить.

В 1960-м г., когда писались эти воспоминания Сергею Константиновичу Черниговскому было 84 года, но еще бодро чувствовал себя, занимался любительским ловом, помогал растить внуков и правнуков.

Воспоминания сестер Фроловых

(Хавронии 1883 г. р., Натальи 1885 г.р., Парасковьи 1901 г.р.)

Наш родитель, Фролов Филипп Михайлович, до 1900 г. проживал в с. Фофоново. Жили мы в дряхлом дому, который строил прадед нашего отца. В нашей семье было 7 сестер и два брата. К 1900 году рабочих рук в семье насчитывалось – 7. Имели мы в Фофоново 12 десятин земли, но последние 10-12 лет урожаи были очень плохие – засуха, заморозки. Держал отец 4-5 лошадей, на которых ходил в ямщину в Баргузин и по тракту. Держали 5-10 коров, 5-10 овец. Сеяли зерновые, до га конопли. Огурцы, картофель сеяли мало – накапывали 2-3 бочки. Нам с малолетства приходилось работать в хозяйстве от зари до зари. Мать Марина и отец были строгие и работящие, и нам передали свои навыки по труду. Однако, как мы не трудились, а ели вкусно, да жирно по праздникам, носили ситец да холст, а обувь шили из самодельной кожи. Собранный урожай зерновых почти весь скармливали скоту. На продажу плели веревки из конопли, засаливали огурцы. В 1895 году отец прослышал, что в с. Сухой жить можно, но много надо трудиться, чтобы обзавестись землей. И мы начали готовить в Сухой место для житья. Прежде всего, начали строить дом и чистить землю. Отец после сезонных ямщицких выездов брал нас в Сухую, где мы корчевали землю, помогали отцу в строительстве, отрабатывали долги тем, кто у нас плотничал на постройке дома. Завозил отец нас в Сухую на слезах. Мы рады были бежать, чтобы избавиться от тайги и труда.

Отец наш был сильным и крепким человеком. Там, где мы расчищали покосы, то он не рубил деревца в вершок толщиной, а когда косил, то срезал тупой косой этот лесок и кустарник. Косу он отбивал раз в сезон сенокоса. В Сухой мы стали разрабатывать под пашню заимку, которую и сейчас зовут «Фроловской». Там земля была лучше, хотя и в 5-6 км от Байкала. Там было теплее и урожаи меньше подвергались заморозкам. Но дорога туда была убийственной. Урожай вывозили зимой, санной дорогой. Землю отводила казна. Приезжал землемер из Кабанска, замерял. За десятину, подлежащую раскорчевке, мы платили по 1 руб. денег, которые сдавали в Кабанске. Там редко найдешь поляночку, а то была непроходимая тайга. Сначала мы не умели корчевать, мы срубали дерево, а потом выкапывали пень. Подсохшие обрубки сжигали. Но как-то Хамуев Иван нас просмеял за такой метод раскорчевки. Он объяснил, что следует у дерева корни подрубить и затем забросить веревку с камнем на вершину дерева. Потянув веревку дерево легко падало, выворачивая и мелкие корни.

До нас в Сухой было 10 - 15 семей. Это были те, кто жил в обжитых местах и разорившись выехал пытать счастье на берегу Байкала. Рыбалка, в основном, здесь была сезонная. Наша семья, когда обжилась мало-мальски, стала иметь на 2 пая сетей и на 2 пая невода. Сооружали сети из своего сырья, покупали нитки и вязали сети. За лето на сетях и неводу рядовые пайщики получали рыбы 1-2 центпера. Причем, хорошая рыбка шла башлыкам, владельцам лодок и неводников. Так, Хамуев Иван имел снастей и флота на 10 паев, отсюда он брал в десять раз больше рыбы, да лучшую и крупную, так как сам распоряжался. В основном башлыки были из других деревень. Владелец лодки, привезя на пай сетей, получал на себя два пая. Так у нас в Сухой начали появляться богатые. Например, Хамуев Иван был тоже из голытьбы. Нанимая за кусок хлеба беглых ссыльных на расчистку земель и затем имея свой флот, стал жить на широкую ногу. А вот Лобанов К. – тот обогатился личным трудом, в основном, и удачей на рыбалке.

Учиться нам не пришлось. Отец смог только одного сына научить письму и счету. Как мы прибыли в Сухую, то тут стали появляться частные «учителя» – это были поповские дочки (Анастасия Федоровна Туркина, Евдокия Александровна Попова). Священники в Сухой не жили, хотя церковь маленькая, деревянная была. Эти учителя обучали на дому. Детей собирали в один дом (у Ненашевых, у Фроловьих, у Темниковых, у Хамуевых).

Обучались те, за кого могли родители заплатить «учителю». Поповские дочки обучали больше всего молитвам. Приезжали они в село на несколько месяцев зимой.

Из всех семи сестер одна Парасковья смогла научиться писать и читать. Однако этому она научилась от брата Михаила, который был учеником, да подслушивателем с печи объяснений учительницы, которая обучала ребятишек в доме родителей Фроловых.

Затем появились какие-то учителя из штатских, из Мысовой – Макеев, Морозов. Скорее всего, это были ссыльные, которые также обучали крестьянских детей на дому. А когда стала советская власть, то была организована в Темниковском доме школа, где учили и детей, и подростков, а вечером нас – неграмотных, учили в ликбезе.

Хорошо мы помним общительного еврея Дмитрия Яковлевича, который в первые годы советской власти обучал ребят. Как мы приехали в Сухую, то здесь был маленький магазинчик, владел им Макальский Илья Давидович. На полках в магазинчике было мало товаров (чай, ситец и разная мелочь). На право торговли он имел патент. Жил, видимо, за счет барышей. Один метр ситца стоил 16 копеек, а в Кударе его можно было купить за 15 копеек. Но жил Макальский в дряхлом доме, который купил у Тихона Филонова. Детей у них было много, жили плохо. Сам он был общительный, веселый человек, умел со всеми дружить.

Хочется упомянуть о муже нашей сестры Парасковьи, об Александре Степановиче Невигине. Недвигин прибыл в Кударинскую волость перед февральской революцией 1917 г. Он просидел в тюрьме 10 лет, после чего был сослан на 3 года в Кударинскую волость. Будучи сыном бедного юриста, он взял на себя вину друга, который убил какого-то человека. Однако отец-адвокат не смог отстоять сына и дать хорошей взятки, поэтому Недвигину пришлось отбывать наказание за своего друга.

По прибытию в Кударинскую волость он сдружился с Плисом. И. К. Плис вел активную революционную деятельность в селах.

Парасковья Филипповна рассказывает о том, что Александр Степанович много говорил о Плисе. Помню, как-то вечером, Плис в кругу нас смотрел на часы и дожидался той минуты, когда царь должен быть свергнут. И в определенные минуты он взял и повернул портрет царя Николая кверху вниз. При этом объявив, что теперь пришел конец тирану и власть должна быть в руках тех, кто работает. Он говорил, что Плис будто бы работал секретарем в Фофоново, а он в это время работал секретарем в Сухой.

По приезде в Кударинскую волость Недвигин был поселен в Дулан, где обучал грамоте бурятских детей, затем он переехал в Сухую, где поселился в бурятском улусе Загза и обучал опять бурятских детей. Потом он учил по квартирам детей украинцев, которые заселились в селе Заречье. Однако закону божьему он не учил и сам отвергал бога. Долгое время он работал секретарем сельского совета в Сухой, в Оймуре, в Тимлюе. Это уже после женитьбы на Парасковье. Родился он в пригороде города Астрахань.

Одно время в Сухой появилась какая-то Кетус Ольга Александровна. Заехала она с острова Ушканчики на озеро Байкал, куда она была сослана за что-то. Причем она много имела книг, ни с кем не общалась. Жила одна. Ей было лет 27- 30. Она с женщинами в разговоре проклинала жизнь и порядки. Ничем она не занималась и прожила здесь лет 15, до 1914 г. Последнее время она, видимо, помешалась, считала по ночам звезды и поселилась зимовать у Черниговских в амбаре. Там она лежала в тулупе и простудилась. Из Сухой ее вывезли с ее имуществом на 3-х лошадях, доставили в хорошем вагоне в Верхнеудинск, где, говорят, поместили в хорошие условия, но она вскоре умерла. Однако она говорила, что ее за ее поступки должны были закопать живьем.

Воспоминания Павла Буиновича Буинова

(1874 года рождения- )

(Записал Власов Виталий Васильевич. Январь 1960 года).

Я родился в с. Сухая, а отец Буин Буинов родился и жил до провала в Цагане. Отец умер 66 лет, когда мне было 27 лет. В Сухую не сразу приехал мой отец, он сначала поселился в Дубинино, затем в Оймуре и в 1864 г. приехал в Сухую. Вместе, видимо, с ним приехали и другие семьи: Дархан Дарханов, мой брат Булгат Петров, Василий Балдагуев, Степан и Иван Бахаевы, Харана Бахаев. Всего 7 семей. Здесь жили русские у р. Топки. Их было семей 6. В Сухой мы поселились отдельно от русских, ближе к р.Мочище. Там были полянки для расчистки для выгона для скота, были и заболоченные небольшие участки. Наши отцы сделали зимние юрты из дерева, потом начали делать избы по-русски. Держали коров по 10-20, овец 5-10, по 2-3 коня. Немного сеяли хлеба в Дулане, куда ездили сеять. Здесь пашни не было. Занимались охотой, но мало. Охотой занимался Василий Балдагуев. У него была нарезная кремневка. Он бил медведей, нерпу, белку. И нас иногда мясом кормил. Больше всего мы занимались рыболовством. Рыбачить умели сетями, заездками на хариуза в Сухой речке, удили на бормша. Лодки нам делал дед Филипп Филонов, бочки для засолки рыбы тоже делали русские. Иногда они вязали нам сети, мы им делали шкуры.

С русскими мы жили дружно. Никто ни кого не обманывал, все были бедны, и всем приходилось много трудиться.

Стекла оконные у нас появились в 90-х годах. Да и мы жили больше в деревянных юртах да кое у кого были войлочные юрты. Так что, стекла не надо было. Одежду теплую носили из овчины. Ваты не было, но ситец да редко домбр покупали в Кударе.

Когда мне было лет 10-11, то мне приходилось бывать у тунгусов, которые жили года два-три у р. Сухой (теперь называют то место Тунгусьим мысом). Их было две семьи. Жили они в двух юртах. Юрты были сделаны из жердей, покрытых шкурами. С их ребятишками мы часто играли. Потом они уехали на север, так как тут им было мало места для охоты, У них были две кремневки, лодочка маленькая сделана из кедра. Они здесь по побережью рыбачили сетями, удами. Одежду носили меховую. Были у них ведра для варки пищи. Били они изюбрей, лосей.

Нас в 1893 г. заставили переселиться на Загзу, тогда землю между Кударинской и думской (Корсаковской) волостью разделили.

Когда мы переселились на Загзу, то там начали раскорчевывать землю. Русские в с. Сухой получали хорошие урожаи и мы тоже начали бросать земли в тех деревнях да новые чистить.

Учить грамоте нас не кому было, только Недвигин один год учил, а лечиться тоже не кому было. Никакие мы травы не пили от болезни. У нас был свой шаман Мухубун Татаров, он лечил молитвами, но, однако, молитвы не помогали.

В Загзе мы стали новые дома рубить, а некоторые свои старые дома продали русским, которые приезжали жить в Сухую. С украинцами у нас тоже дружба была, мы часто ходили в гости к ним и к русским. друг друга часто выручали и помогали. Рыбачили часто с русскими, они владели лодками. Потом и мы научились делать лодки.

Скота мы держали до 10 коров. На них много сена надо было. Косили сено в Загзинском калтусе. Работы у нас круглый год хватало.

У меня было 14 ребятишек, и только при советской власти они стали грамотными, и стали жить хорошо. А мы только знали работать.

Музыки у наших бурят никакой не было, да и некогда было этим делом заниматься. Песни мы мало-мало умели петь.

Воспоминания Марии Михайловны Буиновой

с 1989 года рождения.

(Записал Власов Виталий Васильевич. Март 1960 года).

Я родилась в Дулане в семье бедняка Михаила Лавруева. Приехала в Загзу двадцати двух лет, вышла замуж за Буинова Павла Буиновича. В этот период мы строили дом. Земли у Павла и его брата было 4 десятины в Дулане. С души в казну платили по 3 рубля. Здесь на Загзе мы начали корчевать землю. Потом на Дулане землю забросили и стали сеять на Загзе, где было десятины две. Держали скот: коров – 10-15, 3-4 коня, 3-4 овцы.

Сено косили в калтусе по 200 копен. Рабочих рук в семье было четыре. Урожаи в Загзе были хорошие: до 100 куч с десятины собирали хлеба. Из кучи выходило по одному пуду зерна. Сеяли ярицу и овес. Пахали сохой. Зимой и летом занимались рыбалкой. Рыба ловилась не всегда хорошо. За лето добывали по 1-2 центнера на пай. Продавать рыбу ездили в деревни – Кудара, Корсаково, где рыбу скупал богач Гашев Ф.

Скота держали много, но и много работали на скот.

В Загзе в 1910 году было домов пятнадцать. Дома строились по-русски, хотя богатых домов и не было. Печи делались по-русски. Ограду буряты не обносили заборами, как у русских.

Питались мясом, рыбой, молоком. Рыбу больше продавали по  1 рублю за пуд, а иногда и дешевле.

Из товаров приходилось покупать самое необходимое: ситец, котлы для варки пищи, посуду. Ложки, чашки были больше самодельные, из дерева. Ведра также делали деревянные.

С русскими мы жили дружно, часто ходили в гости друг к другу. Однако были случаи, когда молодежь дралась между собой. Это получалось из-за того, что русских брали в армию, а бурят не брали.

Веру русских мы не принимали, но имена давали часто русские. У нас детей было много – 14 человек, поэтому приходилось держать много скота. В 30-х годах нам приписывали эксплуатацию, потому что у нас воспитывалась и жила племянница Павла. У ней появился ребенок. Ей, как и нам всем, приходилось много работать и пользоваться тем, что мы создавали. Больше мы никого не нанимали на работу, а даже сами ходили на работу к другим.

Сейчас мои дети все грамотны, работают и детей ростят. Мы часто со стариком разговариваем о том, как мы мучались до советской власти. Теперь у нас радио, электричество и шоссейная дорога, ходит такси. А в колхозе всякие машины. Рыбаки не гребут на веслах, а ходят на рыбалку на моторных лодках с сетями, которые не надо сушить. А как сейчас одеваются, как ранешние бездельники-богачи. Дорога раньше до Сухой была по берегу, причем проложена по лесу и болотам. Если на телеге едешь, то сидеть неохота – сплошные ухабы, легче пешком идти. А когда подъезжаешь к дуланским болотам, то думаешь, как бы не утопить коня в грязи. Редко можно благополучно проехать эту километровую дорогу, проложенную по болоту.

Воспоминания Авдотьи Васильевны Бабушкиной

(Записал Власов Виталий Васильевич. Май 1960 года).

с 1880 года рожд.

Мы жили до переселения в Загзу в Хандале. В 1895 году с семьей приехали в Загзу. В Хандале жили в большой бедности. Последние годы урожаи хлеба и зерна были плохие. Держали одну корову, одну лошадь. Чтобы кормить семью, отец, Мороев Василий Сутаевич с 1853 года рождения, часто ездил в Сухую к бурятам, где добывал сорожену или зарабатывал рыбы у бурят. Когда мы совсем стали жить плохо, то отец нас всех вывез на Загзу. Здесь мы стали хоть досыта есть рыбу. Больше всего добывали на бормаш сорогу да хариус. Сидели на бормашенке близко у берега. Иной раз можно было добыть до одного пуда, а чаще всего фунтов 5-8.

Я с сестрой Анной каждый день вынуждены были работать. Корчевали землю, рыбачили, драли дранье с отцом, косили сено. Работали у людей. Потом у нас появились сети, тогда мы начали ходить на рыбалку и летом и зимой. Брали нас рыбачить русские башлыки: Темников Никанор, Лобанов Яков, Куржумов Василий. Но они нас не обижали, что нам доставалось на пай, то и отдавали. Потом отец завел на один пай невода и я стала рыбачить на неводу.

Рыба тогда стоила: пуд сороги – 25 копеек, пуд омуля – 50 копеек – 1 руб. Охотником у нас в Загзе был Балдагуев Василий, а больше почти никто не охотился, не было ружей.

Наш отец всю зиму находился в лесу – драл дранье, которое продавал в деревне. 5 аршин дранья стоило 5 целковых.

В Загзе мы мало-мало начали жить, но доброго у нас ничего не было. В Загзу приезжало несколько семей островных бурят с устья реки Селенги. Они здесь не стали жить, так как здесь им не понравилась тяжелая работа. Когда не стало затапливать устье Селенги, они уехали. Там им не надо было землю чистить и не надо было много сена косить – скот зимой ходил на пастбище.

Наши родители жили до землетрясения в Цагане, который залило водой Байкала. Я хорошо помню рассказ отца, который умер в 1921 году. Он говорил, что когда началось землетрясение, то ему было 7 лет. Его спасал дедушка Мороев, который вынес его на плечах по тонкому льду. Спасаться от наводнения приходилось на крышах юрт и деревянных строений. Были большие морозы. После того, как вода залила всю местность, за ночь образовался лед, который еле-еле держал человека. Вот по этому льду многие выходили на те места, где не было воды. Вода пришла валом. Сильно трясло землю дня три, а потом были толчки, но не такие сильные. Скот весь погиб, но люди все спаслись. Говорят, только один утонул. Он ездил на Облом за дровами и вернулся в момент землетрясения ночью.

Как рассказывали старики, много было разрывов земли и в эти щели падал скот. Из отдельных щелей вылетала грязь и вода, а из некоторых щелей вылетало синеватое пламя.

Я уже 29 лет слепая. У меня заболели глаза почему-то. Сын Заяхан возил меня в город, но вылечить глаза не удалось. В городе Улан-Удэ он меня сводил в цирк.

Авдотья Васильевна и ее сестра Анна Васильевна Татарова, рассказывали свою жизнь до революции, восхищалась тем, что дала трудовому народу советская власть.                                                                                                                                                                                    

Заключение

На данных страницах повествуется о возникновении и заселении сел Заречье, Сухая и Загза. Эти населенные пункты  изначально были связаны между собой близостью и общностью интересов. Местные жители: русские, буряты, украинцы и эвенки имели дружественные отношения, оказывали всяческую помощь друг другу.

Далее хотелось бы дословно привести высказывание автора составителя настоящего издания – Виталия Васильевича Власова, одного из уважаемых и грамотных людей того времени. Подводя итог, изложенному на страницах этой рукописи, он пишет: «Настоящая дружба могла возникнуть между народами только при Советской власти, при коллективном труде, основанном на общественной собственности, дружба, родившаяся в борьбе за Советскую власть, за колхозный строй.

В партизанском движении участвовало 33 человека. Ни одно село не выставляло такого многочисленного отряда в Байкало-Кударе, как сухинские и зареченские крестьяне.

Только при Советской власти труженики сел познали радость труда, радость жизни. Теперь колхозники строят дома в один год с помощью колхоза и механизации, а не в 3-4 года как в дореволюционный период. Теперь нет нужды ломать спину на раскорчевке леса или грести в лодках до мозолей на руках и головокружения. Колхозное производство располагает всеми необходимыми машинами и механизмами».

О том, что с приходом советской власти на селе стало жить вольготнее, ясно не только из воспоминаний людей, проживающих в тот период (кому-то может показаться, что они, как было принято в то время воспевают оду коммунистической партии), но и из фактов, представленных на страницах данного издания, основанного, в том числе и на исторических документах. 

Рассказ о жизнедеятельности и развитии сел Сухая и Заречье, улуса Загза после революции 1917 года, авторы намерены изложить в одном из последующих изданий. 

Подписано в печать 16.10.2014 г. Формат 60х84 1/16.

Усл.п.л. 3,72. Тираж 50 экз. Заказ №275.

Издательство БГУ.670000. г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24.

 

[1] Конструкция дома, предполагающая, что его как бы складывали из бревен. При этом выемку делали сверху и снизу каждого бревна, а бревна в последующем складывали друг на друга. Такая кладка предполагала выпуск торцов.

[2] Здесь и далее воспоминания приводятся в авторском изложении.

[3] Здесь места под водой, где находятся острые камни, останки человеческих жилищ, затонувшие деревья и др.

[4] На момент рассказа, записанного со слов П.. Буинова ему было 86-лет.

[5] Весенний период, когда тает снег и на водоеме ломается лед.

[6] Рыбалка в зимнее время.

[7] О А.С. Недвигине и Плисе более подробно будет рассказано ниже. См.: воспоминания сестер Фроловых.

[8] Здесь зимовье, небольшой домик.

[9] Современное название этого населенного пункта Байкало-Кудара.

[10] Пятистенный дом, конструкция которого предполагает капитальную стену внутри строения (из лафета или бруса). Такие дома строили, чтобы под одной крышей могли жить две семьи.

[11] Здесь зарубки, засечки на стволе.

[12] Вредитель, уничтожающий урожай зерновых. УТОЧНИТЬ

[13] Хлеб из недозрелого зерна, при выпекании которого создается впечатление, что нижняя часть корки намокла. В дальнейшем из такого хлеба, некоторые делали квас.

[14] Грузило из железа.

[15] Автор приводит такую сумму в пересчете на советские деньги того периода (1960 год), когда им собиралась излагаемая на страницах этого издания информация.

[16] Кладовая с погребом.

[17] Бани, не имеющие трубы, вследствие чего дым, заполнял все помещение. 

[18] Здесь за огородами, приусадебными участками жителей прибрежной улицы.

[19] Хотя двор (жилище и придворовые постройки), тем не менее, всегда были огорожены забором (тыном, частоколом).

[20] Позже, колхозу, как отмечал автор, затраты на разработку одного гектара земли из-под леса механизированным путем обходились в 4000 рублей (сумма указана на период 1960 года).

[21] Надрубали стволы деревьев.

[22] В этом случае, потом не приходилось извлекать корни, достигающие нескольких метров из земли.

[23] Здесь кряжевать – распиливать на большие чурки.

[24] Поле засеивалось один раз в 2-3 года. Остальное время земля «отдыхала».

[25] Вершина горы в тайге.

[26] Специальное приспособление для сбора орех, представляет собой конструкцию в виде большой чурки (часть бревна), которую ставят на жердь длиной 2-2,5 метра. Жердь вставляют в землю и ударяют чуркой по стволу кедра. От удара шишки падают.

[27] В 1960-м году ей было 92 года.

[28] Когда невод подходил к берегу, то рыбу вытаскивали сачками. Бывало, из-за обилия рыбы мелкую рыбу отпускали обратно в озеро.

[29] Как отмечалось, воспоминания приводятся от первого лица, с сохранением стилистики изложения.

Who's new

  • sadmin
  • wizard2012