Предания о расселении байкало-кударинских бурят
Быт, обычаи, фольклор, занятия
Народное образование и здравоохранение до революции
Я — старожил Байкало-Кударинской степи, родился, рос и жил в улусе Хандала, являюсь свидетелем прежней жизни и тех изменений, которые произошли за годы Советской власти.
По своему быту, по уровню хозяйства и культурному развитию кударинские улусы ничего общего не имеют с дореволюционными поселениями. Значительно улучшилось материальное благосостояние населения. Ныне прежний бедняк не живет в дымной, прокопченной избенке с земляной крышей. И народ сейчас не тот. Теперь на свободной земле процветает труд радостный, труд созидательный. Выросло много замечательных передовиков колхозного и совхозного производства.
Цель работы «Страницы из жизни бурят Кударин-ской степи» — кратко рассказать молодежи о бытии байкало-кударинцев в дореволюционное время. Изучая прошлое, мы лучше ценим настоящее.
В основу работы легли личные воспоминания, рассказы людей старшего поколения, архивные материалы, статьи из газет, и журналов.
Данную работу можно рассматривать как отдельные наблюдения в быту и хозяйстве байкало-кударинцев в дореволюционное время, поэтому она не претендует на полноту освещения.
Брошюра носит характер материалов для истории, написание которой может быть лишь несколько облегчено этой работой, не претендует на признание ее историческим исследованием.
На территории современного Прибайкалья проживают буряты родов: Абазай, Шоно, Галзут, Хайтол, Сыгэн, Олзон, Хынгылдыр, Балтай, Хурумша, Ашаабагат, Алагуй, Торгоут, Монгол, Дурлай, Баяндай, Хамниган и Отонхой.
В 1916—-1917 годах здесь всего было 903 двора, из них бурят Абазаева рода - 157 дворов, Ехэ-Шоноева - 185, Бага-Шоноева - 125, Галзутского - 90, Хайтольского - 80, Сыгэнутского - 72, Олзонова - 40, Хынгылдырского - 36, Балтаевского - 25, Хурумшинского - 22, Алагуевского - 19, Ашаабагатского - 13, Торгоутского - 6, Монгольского - 11, Дурлаевского - 5, Баяндаевского - 3, Хамнигановского - 4, Отонхойского - 2.
По сохранившимся преданиям буряты родов Абазай, Шоно, Олзон, Хынгылдыр, Балтай, Баяндай относят себя к племени эхирит; алагуевцы и хурумшинцы — к племени булагат, монголы вышли из Халхи. Галзуты относят себя к хоридойскому племени, или хори.
Из легенд и преданий известно, что буряты-кударинцы в древние времена жили на северной стороне Байкала, в пределах бывшего Эхирит-Булагатского аймака Бурреспублики (ныне Иркутская область), по долинам Лены (Зулхи), Куды, Анги, Хашан-Хара, в Качугском районе и т. д. и переселились в Кудару примерно 200—250—300 лет тому назад. Заселение устья Селенги или земли Кударинской происходило не сразу, а постепенно.
На вопрос, почему ваши предки прибыли в Кударинскую степь, знатоки старины отвечают: «Наши прадеды и прапрадеды вели кочевой образ жизни, жили и искали места, где можно найти дрова без топора, мясо — без ножа (Ьухэгуй тулеэ, хутагагуй мяха бэдэржэ ябаашан байгаа)».
Устье Селенги было облюбовано кочевниками-бурятами, и они остались здесь на постоянное жительство. Привольные просторы пастбищных и сенокосных угодий, озеро Байкал с неисчерпаемыми запасами рыбы, тайга с пушным и лесным зверем — таковы природные условия, способствующие быстрому заселению края.
До переселения бурят в Кударинскую степь русских здесь было очень мало. Царский посланник Николай Спафарий в 1675 году в дневнике своем сообщал: «В долине реки Селенги по Кударинской степи кочевали буряты. Недалеко от устья Селенги, немного ниже расположенных здесь бурятских юрт, стояла землянка Селенгинского казака — первое русское поселение в этих местах. Далее вверх по реке Селенге находилась деревня Брянских казаков (вероятно, нынешнее селение Брянское — Б. М.), а в его окрестностях располагался ряд заимок, жители которых занимались хлебопашеством и рыболовством» (История БМАССР, т. 1, изд. 2, 1954, стр. 108).
В чертежной книге Сибири, составленной в 1701 году, упоминаются остроги Кабанский и Ильинский.
Позже в этот край переселились русские крестьяне, они образовали села: Кудара, Шергино, Фофаново, Романово, Пашино, Горбово, Жилино, Красный Яр, Шерашово, Дубинино, Инкино, Оймур и др.
Старики-буряты из Олзонова улуса Хандалинского участка Шергинского совхоза рассказывают, что 6—7 поколений тому назад в 1800 г. возле их усадьбы поселились двое русских переселенцев по фамилии Мертвецов и Шергин. Отсюда и появилось название села «Шергино». С тех пор здесь стали появляться и другие переселенцы.
По данным Кударинской степной думы, а затем Кударобурятского волостного управления в 1903 году Кударинская степная дума была преобразована в Кударобурятское волостное правление в связи с поволостной реформой. В четырех родах кударинских бурят было населения: в 1832 году - 4308 чел., в 1851 году - 4741 чел., в 1859 году - 4612 чел., в 1861 году - 4563 чел., в 1865 году - 4741 чел., в 1866 году - 4818 чел., в 1871 году - 4999 чел., 1872 году - 4665 чел., 1901 году - 4470 чел., 1903 году - 4591 чел., 1924 году - 4500 человек обоего пола.
Самым многочисленным родом был первый Чернородский (Шонородский - Б. М.). В 1861 году численность родов была: Абазаевского - 1040 чел., первого Чернородского - 1597 чел., второго Чернородского - 1183 чел., сборного рода - 727 чел., из них оседлых - 19 человек.
В 1850 году на территории Кударинской степной думы было 29 населенных пунктов - улусов и одно село Корсаково.
До 1822 года кударинские буряты управлялись Кударинской степной конторой, подчиненной Верхнеудинскому земскому суду.
По уставу 1822 года была учреждена Кударинская (бурятская) степная дума для управления «собственными своими родоначальниками и почетными людьми», из которых составлялось их степное управление. Все бурятское население, живущее в Кударинской степи, подчинялось этой думе, образуя четыре рода: первый Чернородский, второй Чернородский, Абазаевский и Сборный. Во главе степной думы стоял тайша, а в родах - родовые головы. Они избирались на собраниях доверенных и старейшин сроком на 3 года.
По закону от 23 апреля 1901 года, изданному в целях скорейшей руссификации бурятского населения, степные думы были упразднены и взамен их учреждены волостные правления, поставленные под надзор крестьянских начальников.
Введение в жизнь нового закона было отмечено рядом столкновений с крестьянским начальником, протестом со стороны населения. Тем, кто выступал против нарушения национальных прав бурятского народа, угрожали арестами, тюрьмами и ссылкой.
Фактически на территории Кударинской степной думы поволостная реформа была проведена в 1903 году.
Вместо степной думы образовалась Кударобурятская инородческая волость, управляемая Кударобурятским инородческим волостным управлением, состоящая из четырех булуков: Часовенского, Дологонского, Корсаковского-Дуланского и Хандалинского. В булуках управляли сельские (булучные) старосты.
Отъезжая от железнодорожной станции Селенга километров десять в сторону озера Байкал, спускаемся вниз от возвышенности «Дабаани-аман» (в переводе «Рот возвышенности» или «Ворота в Кударинскую степь»). Отсюда начинается Кударинская степь и тянется до самого Байкала.
Суровая, но приветливая тайга обступает вас со всех сторон. Весна здесь запаздывает, в мае еще природа бедна красками, дуют пронзительные ветры. Они дуют всегда, особенно весной, «иногда над головой не видно неба» - говорят жители.
Суровый облик природы как бы говорит о том, что все, что добывается в этой степи, добывается с большим трудом. В этом можно убедиться, прожив год-два в том или ином улусе. Летом и зимой, весной и осенью все трудоспособное население работает от зари до зари.
Проезжая село Шергино, въезжаем в первый бурятский улус Кударинской степи, находящийся от Байкала на расстоянии 40-50 км. Это улус Хандала. Про пего говорят: «Хандалын дубуун» (высокая местность Хандала). Такое название неслучайно. Хандалинские 6 улусов по сравнению с другими) улусами степи расположены на более высоком месте.
Хандалинский участок представляет собой четырехугольную открытую со всех сторон равнину, длиной 10, шириной - 3 километра. В своей южной части этот участок несколько сужен, имеет четырехугольную трапециеобразную форму. Здесь у бурят в дореволюционное время было 1100 крестьянских десятин земли общего пользования.
Хандала отличалась засушливостью. Достаточно было несколько знойных, бездождливых дней, как вся местность пожелтеет. Идешь и слышишь треск от ломающейся высохшей зелени. Туго приходилось в такую пору пасущемуся скоту. В такие времена сотни людских глаз с тревогой смотрели на небо - не покажется ли на горизонте клочок тучи, и с нетерпением ждали дождя. Частые засухи, малоплодородная почва снижали урожаи.
Улус Корсаково находится в 15-20 километрах от Байкала. Местность изрезана протоками рек, речек и «старицами» Многочисленные протоки реки Селенги способствовали образованию болот, которые занимают значительную часть земельных угодий. На болотах имеется много озер, в которых произрастают водные растения и обитают моллюски, служащие кормом для перелетной водоплавающей птицы.
Климат Кударинской степи полусухой, зимних и летних осадков выпадает мало, зато осенние - обильны. Самая низкая температура воздуха наблюдается в январе - феврале, а самые теплые месяцы - июнь, июль и август.
В первой половине мая на реках и озерах сходит лед. В конце августа наблюдаются заморозки. Продолжительность безморозного периода – 90-130 дней.
Распределение осадков в течение года не равномерное. Дождей больше бывает во второй половине лета, летние осадки зачастую проходят в виде ливней.
Постоянно дуют ветры. Свирепый баргузин, вспенивающий голубую гладь Байкала, распространяется на всю территорию устья Селенги.
На левой стороне реки Селенги, в 10 километрах от Байкала, расположен улус имени Ранжурова. Он образовался в 1951-1953 годах от слияния улусов: Часовенский, (Першинский, Среднеустьинский, Галутовский, Донохой, Бадахай, Дайбон, Алмазовский, Твороговский (или Бурулус), расположенных в дельте реки Селенги.
Селенга разветвляется на сотни проток и речушек. Много здесь озер и болот. На берегах речушек густой стеной стоит камыш. Места, занятые этими улусами, были топкие и болотистые, пересеченные множеством рек, речек и озер. От одного улуса до другого трудно было попасть на лошади.
Дельта Селенги — излюбленное место перелетной дичи, особенно уток и гусей. Кто хоть раз побывал в весенние дни в этих местах, тот не мог не поражаться несметным количеством птицы.
Кударинская степь — однообразная равнина, открытая со всех сторон. Иная картина в местности Дулан, расположенной по берегу Байкала у подножья хребтов, покрытых густыми смешанными лесами. Здесь в дореволюционное время были улусы Малый Дулан, Большой Дулан, Енхолуг и Загза. В 1955-1956 гг. улус Загза перенесли в селение Сухая. Остальные улусы находятся на старом месте.
Если бы мы могли перенестись на несколько десятков лет назад и взглянуть на типичный бурятский улус, то мы увидели бы 15-20 почерневших от пыли и времени маленьких, низеньких, темных и ветхих избушек с двумя-тремя крошечными оконцами, где вместо стекла натягивалась скотская брюшина, а вместо лампы коптил жирник.
Избенка внутри не перегораживалась, посреди ее обычно стояла темная, давно небеленая русская печь. У входа в избушку стояли деревянные топчаны или широкие лавки, на которых в качестве постельной принадлежности лежали запыленные войлоки и сверху «дагатха» - выделанная, измятая кожа. Некоторые спали на коровьей шкуре под старым облезлым овчинным одеялом. К почерневшим от сажи стенам избы прибивались одна-две полочки, на которых расставлялась посуда: деревянные чашки, глиняные горшки, деревянные ложки. На вешалках можно было видеть самодельные шинели, овчинные шубы и т. д. О таких вещах, как простыня, покрывало, подушка, наволочка, полотенце, умывальник, таз, скатерть, диван, гардероб, буфет, не было и речи. Несколько примитивных табуреток, некрашеный стол, лавочки вокруг стола составляли мебель жилья.
В летнее время кударинские буряты жили в невзрачных восьмиугольных юртах из сосновых бревен. Низкие стены юрты обкладывали лиственничной корой и сверху дерном. В вершине ее находилось отверстие для выхода дыма. На южной или на западной стене ее делалось одно маленькое оконце для освещения. Внутри жилья посредине ставились 4 лиственничных столба, на которых держалась крыша. Юрта имела вид усеченного конуса. В поперечнике она имела не более 5-6 метров, высота около двух метров, пол земляной. Убранство юрты составляли 2-3 старых сундука с вылинявшими узорами, 2-3 узеньких деревянных кроватки с теми же пожелтевшими, запыленными войлоками и дырявыми одеялами из измятой кожи. Посреди юрты, на треножнике находился котел, в котором варился зеленый чай, арса, молоко и т. д. На деревянных полочках восточной стены находилась посуда: деревянные самодельные тэпхэры (молочная посуда), чашки, ложки, горшки, деревянные миски и другие. На западной стене в почерневших, засаленных сумочках виселись «онгоны» - изображения «духов-покровителей». Многие и в зимнее время жили в таких юртах, на ночь закрывая верхнее дымовое отверстие. Местами для сидения служили настланные на полу плахи вокруг «гуламто» (место огня). Таков был в основном домашний скарб большинства жителей.
Все жилые бурятские строения стояли в беспорядке, один там, другой тут, в них никогда не мылось и не белилось. Везде: и в домах, и на улицах царила антисанитария. По всему ведомству степной думы у бурят не было ни одной бани. Белье менялось от случая к случаю. Известный исследователь П. А. Кропоткин, посетивший Кудару в 1862 году писал: «В избах кударинцев вместо стекол скотские брюшины. При недостатке в стеклах, здесь двойные рамы не делают, - двойные рамы составляют принадлежность богатых домов».
По кривым и узким улицам, заваленным навозом и грязью, кое-как проезжали встретившиеся возы.
Такая «планировка» улуса была связана с ведением единоличного хозяйства, с отсутствием в улусе крупных общественных сооружений - школы, клуба, детских учреждений и т. д. Как правило, никто тогда не занимался вопросами архитектуры, планировки улуса, не имевшего в тех условиях большого общественного значения. Улусы из-за частых наводнений, заболачиваемости почвы меняли свои местоположения, создавались стихийно, без всякого плана. Каждый хозяин пристраивал свой двор и жилище по своему усмотрению и возможностям, «как бог на душу положит». О благоустройстве жилищ думать в ту пору не приходилось: другие дела, заботы одолевали людей.
Пища кударинских бурят преимущественно была молочная и мясная. Свиней и птиц они не держали. С развитием рыболовства и земледелия стали употреблять рыбу, хлеб и картофель. Огородных овощей не ели. Молоко употреблялось в разных видах. Из него готовили «тарык» - вскипяченное кислое молоко, вроде простокваши, заквашенное молоко, из которого гнали «архи» - молочное вино. Остаток от перегонки, на вид творожистый, назывался «арсой», ее оберегали на зиму, она составляла главную пищу бурят. Арса варилась в молоке с добавлением небольшого количества муки. Как лакомство употреблялось «урмэ» - высушенная молочная пенка. У кударинских бурят в большом употреблении был зеленый чай, при варке которого в котел прибавлялось молоко, или поджаренная мука с маслом или жиром, что составляло так называемый «сатуран» (или «затуран»). Тарык, арса, пенка употребляются до сих пор. Чай пили соленый. Из мясного ели конину, летом - баранину. У бедняков мясные блюда встречались редко.
Одежда кударинцев была скромной. Носили обычно домотканную одежду - «сукманку», а позже стали шить рубашки из синей китайской далембы, которые не стирались и не снимались до износа. Обувь состояла из унтов, нечто вроде сапог из кожи жеребят, или овец. В зимнее время мужчины носили овчинные шубы, шапки из мерлушек и овчинные штаны, летом - ичиги и куртки из дешевого трико. Женщины надевали национальный халат - «дэгэлэ», искусно расшитый узорами. Зимняя одежда шилась нитками - «шурмэhэн», приготовленными из сухожилий животных.
О кударинских бурятах с давних пор шла слава как о гостеприимном народе, всегда радушно встречающем гостей. Кударинская пословица гласит: «Счастлив тот дом, в котором бывают гости, радостен тот дом, у коновязи которого всегда стоят кони приезжих». Одна из старинных кударинских песен призывает:
Коновязь с девяносто нарезью (или зарубами)
Ждет коней,
Сыновья почтенных отцов
Ждут гостей.
Многонарезная коновязь
На привязь ждет лошадей,
Многих отцов сыновья
Приглашают гостей.
Кударинцы всегда были рады приезжим гостям. В честь их пелось много песен, которые бытуют и до сих пор. В одной из них поется:
Лебедь-птица прилетела
Остановилась в долине Селенги,
Уважаемые гости прибыли,
Пировать и гулять приехали.
Прилетел орел-птица,
Остановился в долине Худары (Кудары),
Дальние гости прибыли,
Для пира и гулянья приехали.
А в более современной песне гостеприимство бурят воспевается так:
Красота вашего озера
привлекает много уток
Красив ваш улус,-
привлекает много гостей.
Красочно ваше море,
Оттого много у вас крылатых птиц
Красива ваша природа,
Оттого прибывает много гостей.
У кударинских бурят имеется много различных пожеланий тому дому, который радушно и тепло принимает гостей, например:
Пусть людской род
отирает ваши пороги,
а род лошадиный -
ваши коновязи!
Друзей ценили и уважали, по этому поводу в старину, да и сейчас говорят:
Имейте друзей,
Будете крепки,
как корень дерева;
Имейте родню,
Будете крепки,
как гора.
Улусное общество осуждало скупых домохозяек, неприветливо встречающих гостей. Про таких говорили:
У кого ленив конь,
тому далек путь.
У кого неприветлива и скупа хозяйка,
тому далек товарищ.
Старинные и современные песни, поговорки, пожелания пословицы подчеркивают гостеприимство жителей Кударинской степи. Как в старину, так и сейчас, домохозяева оставляют лучшую часть запасенного им на зиму мяса гостям (арбинта хабаhан, адхаал сэмгэн - ребра с жиром, бедренная кость).
В жизни и поведении кударинских бурят есть много хорошего и полезного. У них развита любовь к землякам, соседям, особенно к своим, которым они помогали в нужде и несчастии. Часто устраивалась общественная помощь при постройке жилых помещений, при уборке хлебов. Помогали тем, кто по тем или иным причинам не смог вовремя убрать сено или хлеба. Бедные сироты и вдовы содержались общиной. Любовь к домашнему очагу и особенно гостеприимство составляли отличительную черту бурятского быта: кто бы ни был гость, ему подавался первый и лучший кусок. Особенно уважают стариков и старух. В компании, на торжествах и сборищах им, как правило, отводятся почетные места, молодежь всегда слушается их советов. В народе сложилось немало хороших пословиц, поговорок об уважении к старшим:
С пищи снимайте пробу,
От стариков слушайте советы.
Люди с уважением смотрели на седые головы стариков, слушали их рассказы о своей долгой жизни. Каждый готов был помочь им в меру своих сил.
Кударинцы всегда отличались честностью и справедливостью, дорожили честью. Это отразилось в поговорке: «Лучше сломать кость, чем потерять честь».
* * *
У кударинцев богатое устное народное творчество: улигеры, былины, пословицы, поговорки, загадки, свадебные, застольные, исторические песни, благопожелания, детский фольклор.
Улигеры кударинцев представляют собой отрывки из некогда обширного эпического творчества народа.
Кударииские пословицы и поговорки, как и все пословицы и поговорки бурят, обнаруживают большой запас жизненного опыта, глубину и тонкость наблюдения и понимания и имеют разнообразное содержание, касаются разных сторон жизни. Одни из них высоко ставят моральное достоинство человека, другие - ценят дружбу людей, третьи - остерегают от необдуманных поступков, четвертые - поощряют трудолюбие и заблаговременно сделанное дело, пятые - осуждают слепую веру в сверхъестественные силы, шестые - подчеркивают тяжелое, обездоленное положение трудящихся дореволюционного периода, седьмые - выражают отрицательное отношение к алкоголизму. Пословицы и поговорки критикуют чрезмерную скупость, глупость и трусость людей. Некоторые из них метко критикуют тех, кто, обращая внимание на второстепенное, упускает из виду главное. Есть пословицы, осуждающие тех, кто преждевременно опускает руки, необдуманно приступает к делу.
Многие из них отражают явления из старого уклада и быта жизни. Для примера приведем некоторые из них:
Человек, который ездит, работает,
всегда будет с костью в зубах (т. е. с пищей).
Кто не работает, тот теряет силу, волю и здоровье.
Учение - море, неученье - тьма.
Необдуманный поступок имеет плохие последствия.
Внезапно упавшему будет больно.
Чем потерять честь, лучше сломать кость.
Если делаешь добро людям, надо считать, что
делаешь доброе дело и для себя.
От вина потеряешь десять лет, от табаку - пять.
В старинных современных песнях, пословицах, поговорках кударинцев отражаются особенности производства - рыболовство и охота.
Гребем березовыми веслами
Прилагая силу и ловкость
Наловим омулей байкальских,
Не меньше, чем тысяч двадцать.
В глубине нашей Ангары
Поищем драгоценные камни,
На дне нашей груди
Найдем хорошие песни
На дне нашей Селенги
Поищем цветные камни,
В глубине нашего сердца
Найдем умные песни.
В исторических песнях, воспевающих народных героев, в лице мэргэнов - метких баторов-силачей - отражено героическое прошлое бурятского народа.
* * *
Кударинские буряты славятся своим необыкновенным трудолюбием. Едва порозовеет небо и в степи только начинают перекликаться птички, люди поднимались, спеша на работу. Свободного времени у них не было. Так, например, жители Хандалинских улусов ранней весной заготавливали дрова, жерди, колья на весь год, затем с 1 мая сеяли хлеба, сначала ярицу, а потом овес, городили поскотины, готовили пары. Летом пахали и боронили их на второй ряд, отбывали государственные дорожные повинности, возили дрова, жерди, столбы, многие выезжали на Байкал на рыбный промысел. С половины июля ездили на остров дельты реки Селенги для заготовки сена. Сенокос продолжался до жатвы хлебов. Уборочные работы обычно заканчивались к Покрову дню (14 октября), затем готовились к зиме: ремонтировали жилые дома, стайки, поправляли городьбу, возили подрядные казенные грузы. Некоторые выезжали на отхожие заработки. С рекоставом часть молодежи выезжала на озеро Байкал на промысел соровой рыбы, добывали артелью сорогу, окуней, щук и т. д. Зимой возили сено и дрова, молотили ручными цепами хлеб, вручную веяли, ездили на мельницы. Дальность покосов сена (30-40 км), дров усложняла работу. Рыбу, товарное зерно и мясо продавали на рынках городов Верхнеудинска, Иркутска и приобретали необходимые вещи. До проведения Сибирской железной дороги многие в течение круглого года возили купеческие товары между Иркутском, Читой и Кяхтой. Так в постоянном труде проходил весь год. Своих праздников у кударинских бурят не было.
Календарь сельскохозяйственных работ бурят Часовенского булука выражался в следующем: в начале апреля крестьяне индивидуально выезжали на добычу соровой рыбы в протоках и озерах. Эта работа продолжалась около 10 дней. Затем приступали к весенним полевым работам. Сев начинали с егорьева дня - 5 мая по новому стилю и заканчивали к 1 июня. В период с 5-10 июня по 10 июля все трудоспособное население находилось на рыбных промыслах на озере Байкале в составе сетевых артелей (8-9 человек в артели). С прокопьева дня (20 июля) до 5-10 августа продолжался сенокос, после чего начинался «талонный» лов омулей: выкупали талоны, т. е. права на лов рыбы у арендаторов и занимались ловлей. Одновременно приступали к уборке хлебов, продолжавшейся до покрова дня. Затем заготавливали тальник (иву) на дрова, выезжали на мелкую рыбалку на реке. Ловили до и после рекостава. Затем артелью выезжали на добычу соровой рыбы, это продолжалось до Нового года. Последующая работа: молотили вручную хлеба, индивидуально занимались подледным ловом омулей до самой весны. В этот же период времени возили сено, дрова. Дрова заготавливали на северной стороне Байкала.
* * *
Издавна кударинцы-буряты славились как искусные мастера разных изделий. Являясь коренными рыбаками Байкала, они хорошо освоили это дело. По мастерству изготовления лодок, весел и другого инвентаря равных им не было. Сами прекрасно делали посуду под рыбу: бочонки, лагуны, хорошо вязали сети из ниток. Н. Рыжков, житель села Кабанска, в своем воспоминании о бурятах писал: «Помню, мы 12 гребцов по команде башлыка-бурята как птицы улетали на противоположный берег Байкала. Легкие весла, как крылья птицы, быстро гнали лодку вперед, и редко кому удавалось держаться за ней».
Рыбный промысел, закаляя людей, развивал наблюдательность. Узнать на большом расстоянии любую лодку, кому она принадлежит, и ее улов могут почти все буряты-рыбаки.
Многие опытные рыбаки безошибочно предсказывают погоду, по направлению ветра определяют, какой будет улов. Говорят: «После дождей рыба идет к берегу и далеко в море ходить не следует. Култук - хороший ветер, рыбу гонит, тучу разгоняет. Если будет свирепый баргузин (северо-восток), то лучше ставить сети мористее (т. е. на глубину), потому что рыба отходит от берегов. При култуке можно смело ставить сети у берегов». Температура воды, направление ветра - все влияет на рыбодобычу и это учитывается опытными рыбаками. Характерной чертой многих башлыков (бригадиров) является стремление постоянно выискивать новые места для лова, совершать разведку косяков рыбы. Трудное это дело. По едва приметным признакам - по морской траве, по течению воды, по направлению ветра определяют они пути прохождения рыбы.
В дореволюционное время во многих улусах были кузнецы. Кузнецы делали сохи, железные зубья для борон, топоры, ножи, ковали лошадей, делали железные обручи (шины) и надевали их на колеса телег. В половине прошлого столетия в Чиркуйском улусе кузнец-бурят Карп Пискуев (прадед нынешних Нагаслаевых) изготовлял самодельные огнестрельные оружия, луки и стрелы.
Многие буряты (особенно из Хандалы) считались хорошими пильщиками, столярами, плотниками. В свободное время они строили дома, пилили лес, занимались столярной работой не только в бурятских улусах, но и у соседей - русских крестьян.
В 1910-1920 годах по Корсаковскому булуку славились Хребтовский Яков и Опхоев Михаил как мастера тонких изделий, медники, жестянщики, плотники и т. д. Делали они по заказу серебряные оправы к золотым монетам (женские украшения). Нагаслаев Николай был известен как опытный мореходчик; Тынтуев - первоклассный столяр, пильщик, плотник. Майоров Уладай делал изящные трубки с вырезными украшениями, он и в настоящее время славится как хороший мастер тонких работ, плотник, столяр, печник. «У него золотые руки»,- говорят жители. Отличными стрелками-охотниками считались Бажунов Николай, Мосоров Николай, Обхоев Михаил, Халзаев Ефим, Карпов Николай и другие.
* * *
Со времени добровольного присоединения бурят к России население Кударинской степи проявляло горячий патриотизм в деле отстаивания чести и независимости Родины-России. Вот что известно из истории о войне 1812 года: «...Ответом врагу, мечтавшему о мировом господстве, и тогда (1812 г.) была всенародная борьба...
...Откликнулось все население Бурят-Монголии. В рапорте Верхнеудинскому Земскому суду от 10 сентября 1812 года тайша Кударинских четырех родов братских Додоев доносит, что состоялось патриотическое собрание и что из-за усердия непоколебимой любви к Отечеству братские на первый случай жертвуют ныне деньгами 500 рублей». Через 12 дней тот же тайша снова уведомляет, что «вторично вносит от доверенных ему четырех родов братских 500 рублей».
27 октября 1812 года дворянским заседателем 12-го класса Ксенофонтом Кобяшовым была выдана расписка из Верхнеудинского общего присутствия зайсану сотни Нисаеву в том, что принято от него денег 1000 рублей, пожертвованных братскими на предмет нового в государстве ополчения...».
Издавна установились братские отношения между русским и бурятским населением в Кударинской степи.
При отстаивании интересов трудового населения русские и буряты выступали вместе.
В 1905 году Кударинская и Кударобурятские волости выносили общие приговоры об изъятии земель и рыболовных участков у архиерейских домов.
В 1915 году жители четырех волостей бывшего Селенгинского уезда (Посольская, Кубанская, Кударинская, Кударобурятская волости - Б. М.) коллективно подавали жалобу в Иркутск начальнику края на взяточничество со стороны станового пристава Цитовича, назначенного заведующим надзором за рыбопромышленностью на озере Байкале (резиденция станового пристава тогда находилась в Кабанске).
Какие были распоряжения по этой жалобе у начальника края - следов не осталось. В дело подшита жалоба без всяких пометок на ней.
Добрососедские взаимоотношения русских и бурят так описаны в газете «Бурят-Монгольская правда» от 7 июня 1924 года № 126:
«Наш Кударобурятский хошун отделен от больших бурятских центров, с трех сторон окружен русским населением, соседями являются крестьяне - старожилы Кударинской и Посольской волостей.
Образ жизни и род занятий как у бурят, так и русских почти одинаковы. Только крестьяне немного больше занимаются земледелием, имея больше пахотной земли.
Взаимоотношения между бурятами и русскими весьма дружелюбные и добрососедские, никогда у нас не происходит конфликтов на почве землепользования и дележа рыболовных угодий.
С образованием же Бурреспублики, вхождением в нее бурят нашего хошуна и части крестьян Кударинской волости наша вековая дружба и солидарность еще усилилась.
Теперь крестьяне стали относиться к бурятам с должным уважением и как к равным.
Дружелюбие и отсутствие шовинистического духа у тех и у других выявляется в настоящее время уже на деле, в хозяйственном строительстве нашего района.
13 апреля сего года (1924 г. - Б. М.) общее собрание союза рыбаков (русских и бурят) ввиду отхода от большей части рыбопромысловых угодий к территории Бурреопублики, постановило резиденцию правления союза перевести из Кударинской волости в Кударобурятский хошун.
Этот факт лишний раз подтверждает дружбу бурят и русских нашего хошуна».
«Хозяйство, - читаем в отчете Кударинской степной думы за 1846 год, - состоит в хлебопашестве, скотоводстве, рыболовстве, небольшом звероловстве и извозничествe».
Развитию в Кударинском районе рыболовства, а также извоза (перевозка грузов) способствовало его географическое положение: близость к озеру Байкалу, дорогам от Иркутска в южное и восточное Забайкалье (на Читу, Кяхту).
В 1846 году в ведомстве Кударинской степной думы было 16 434 головы скота: лошадей - 3944, рогатого скота - 5224, овец - 6232, коз - 1034, свиней - 142. Много скота принадлежало богачам. Только один шаман Багунов, живший в Саганской степи, по рассказам стариков в середине прошлого столетия имел до 200 голов скота.
В последующих годах количество скота значительно сократилось, так, в 1866 году всего скота было 11 910 голов (в том числе лошадей - 3720, рогатого скота - 3800, овец - 4100, коз - 148, Свиней - 53). В 1878 году скота стало еще меньше - 7421 голова (в том числе лошадей - 2709, коров - 2987, овец - 1524, коз - 148, свиней - 53). В 1903 году было скота 8478 толов, из них лошадей - 2302, коров - 3543, овец - 2359, коз - 268.
Перекочевки кударинцы совершали лишь 2 раза в году: осенью - в зимники, весной - в летники. Жили они летом в деревянных юртах, а зимой - в маленьких зимовьях русского типа.
В первой половине XIX века у кударинцев увеличивается хлебопашество. Земледелие требовало напряженного труда бурятских крестьян, учителями которых были соседние русские крестьяне.
В 1808 году числилось посевов: ярицы - 119 десятин, овса - 8 десятин, ячменя - 6 десятин, пшеницы - 3 десятины, озимой ржи - 2 десятины. В 1846 году посев увеличился до 2009 десятин. В посеве, как и прежде, преобладала ярица, в меньшем количестве сеяли ячмень и овес. В небольшом количестве сажали картофель.
Огородничеством кударинские буряты не занимались, за исключением обрусевших жителей села Корсаково где в 1917 году было около 70 дворов.
С увеличением хлебопашества усиливается процесс оседания. Например, в 1897 гаду по ведомству думы имели постоянных юрт на летниках только 11,9% хозяйства, а дома-зимники - 95,3% хозяйств.
На озере Байкал и в реке Селенге ловили омулей, осетров и хариусов. Весной и осенью добывали «соровую» рыбу - окуней, сорог, щук. Часть рыбы оставляли для себя, а остальную продавали. Деньги шли на уплату податей и аренды за земельные и рыбные угодия. Рыболовство имело большое значение в хозяйстве местного населения. В период революции 1905—1906 годов и после нее более половины населения Кударобурятской волости было занято на рыбном промысле. Много рыбы сбывали на городских рынках, в зимнее время ее возили в другие волости (Тарбагатай, Мухоршибирь), пересекая Байкал, доезжали до Якутскога тракта, обменивая рыбу главным образом на хлеб.
В 1930 годах процент хозяйств, занимающихся рыбным промыслом по Кударинскому рыбкоопу, в среднем достигал 53,5, причем по отдельным сельсоветам этот процент поднимался до 93. Издавна рыбный промысел производился артелями. Артели, называемые спарками, складывались просто: спарщики заводили сообща все рыболовецкие орудия и принадлежности и всю рыбодобычу делили поровну. Позже зажиточная часть населения, имевшая возможность приобретать рыболовные снасти, создавали артели из наемных работников. Главными орудиями лова в первое время служили неводы и верши. О времени лова имеются следующие сведения: «Начинается промысел рыбы в море Байкал с 15 мая, оканчивается 8 июля и в Селенге начинается с 1 августа, или смотря по входу из моря Байкала в Селенгу омулей, а иногда и раньше, оканчивается таковой первого числа сентября каждого гада. Омулей солили в бочках, излишки улова продавали в Иркутске, Верхнеудинске (теперь Улан-Удэ), Троицкосавске.
В начале рыбный промысел производился в устье реки Селенги и, главным образом, осенью, когда омуль шел из Байкала метать икру. Но год от года, с увеличением промыслового населения и упадка лова, рыбаки стали выходить в «море». Здесь наряду с неводным ловом лет 80 тому назад (с 1880 года) стал применяться лов сетями. Преимущество сетевого лова, заключается, во-первых, в том, что сетевая артель обычно ограничивается одной лодкой, которая быстро передвигается с одного места на другое. Например, на плесе Кударинского рыбкоопа приходилось в среднем: на один невод 55 человек, а на одну сетевую лодку 8 человек. Неводная артель требует сложной организации и большой длительной подготовки. Ей необходимо большое зимовье, лошади, утварь в большом количестве, оборудование и пр. Высокосортность продукции сетевщиков составляет второе преимущество этого лова. В сетях остается только большая рыба, в невод же идет и мелочь весом до 30—50 граммов.
Часть бурятского населения занималась по хребтам у Байкала охотой. Охотились с ружьями примитивного типа преимущественно на белок, лисиц, хорьков, которые сбывались в тогдашних слободах Кабанской и Кударинскои. В Кударе, например, в 1775 году жило 70 разночинцев и дворовых, и была ямарка, единственная в районе степной думы, о которой отмечает отчет Кударинской думы еще за 1859 год: «Хотя одна есть в Кударинской слободе».
Составляющий сначала тяжелую повинность извоз, затем с увеличением населения, кударинцам начал давать значительный заработок. К 40-м годам прошлого столетия он уже входил в одну из доходных статей местного населения. В летнее время на «одноколонных» телегах возили чай из Кяхты до Чертовкинской пристани, а зимой - до Иркутска. В Кяхту везли российские товары. По отчетам степной думы в 1846 году разных тяжестей было перевезено 10 700 пудов, в 1859 году —16 000 пудов, в 1867 году - 30 000 пудов.
Но после учреждения по реке Селенге пароходства извозничество начинает падать, и уже в 1879 году суммы, заработанные населением на извозе, были гораздо меньше, чем в 1867 году. Извозу в значительной мере способствовало, как упомянуто выше, выгодное географическое положение района, которое не позволило миновать его пределов ни грузам, ни путешественникам, представляя жителям возможность зарабатывать на лошадях. Это в свою очередь заставляло местное население разводить более выносливые пароды лошадей. Вот почему по всему Забайкалью славились кударинские лошади.
Промышленность на территории ведомства Кударинской степной думы исчерпывалась двумя-тремя полукустарными кожевенными заводами, принадлежащими кулакам-братьям Гашовым, на которых работали около десятка наемных рабочих.
Тяжела и безрадостна была жизнь трудящихся бурятских улусов Кударинской степи до Великой Октябрьской социалистической революции. Крестьяне-буряты жили в нищете, темноте и бесправии.
Богатство природы не могло явиться источником счастливой и зажиточной жизни кударинских бурят и соседних русских крестьян, здесь, как и во всей царской империи, господствовали «сильные мира сего». Права крестьян на естественные богатства были весьма ограниченными. Лучшие и основные рыболовные участки от реки Галутай до Сахалина (небольшой остров на Байкале, севернее деревни Дубинино) принадлежали Иркутскому архиерейскому дому, Посольскому и Троицкому монастырям. Монастыри и архиерейский дом могли ловить рыбу в своих водоемах в любое время, даже в период нереста. При этом «святые отцы» себя рыбной ловлей не утруждали, предпочитая рыбные плесы сдавать в аренду купцам-рыбопромышленникам. Последние в свою очередь давали разрешение - «талоны» на лов рыбы крестьянам-рыбакам. При этом половина улова шла в подвалы арендаторов-купцов. Житель села Кудары, купец-арендатор Семен Бачалдин в короткий срок нажил на этом почти полумиллионное состояние. Если учесть, что лодки и сетеснасти, стоившие весьма дорого, принадлежали, главным образом, зажиточным крестьянам и кулакам, бравшим за это львиную долю улова, то можно понять, что доходы рядовых рыбаков были очень низкими.
Самовольный (без талона) лов рыбы преследовался полицией и так называемыми «мировыми» судьями. Полиция и судьи получали от рыбопромышленников подачки в виде взяток, подарков и т. д., и поэтому нещадно карали нарушителей «талонного» режима. Мировой судья у пойманного рыбака отбирал лодку, сетеснаети и накладывал штраф 99 рублей, т. е. наивысшую сумму, какую он мог наложить по «закону».
О том, насколько велик был штраф, можно судить по следующему: корова в то время стоила 20-25 рублей. Штрафы разоряли рыбаков, порождали ненависть к рыбопромышленникам-арендаторам.
Первый съезд представителей сельских и городских обществ Прибайкалья (апрель 1917 года) признал свободным для эксплуатации населения все рыболовные статьи архиерейского дома, монастырей и частных лиц на Байкале. Практически это постановление было осуществлено с советизацией Прибайкалья.
Однако еще в 1905 году кударинцы пытались освободиться от архиерейской и монастырской эксплуатации. «Доверенные от крестьян Кударинской волости Селенгинского уезда на волостном съезде, в числе 88 выборных, имели суждение о том, что масса рыболовных статей на озере Байкала и по реке Селенге, а также большое количество сенокосных и хлебопахотных угодий, находящихся в пределах волости, состоят в полном владении Иркутского и Читинского архиерейских домов, которые в лице своих арендаторов до того стеснили рыбопромышленников крестьян, что часто весь доход, полученный от промысла, уходит на уплату арендаторам за право лова рыбы. Земельные угодия также приходится выкупать у арендаторов по высокой цене. По обсуждению вопроса постановлено просить военного губернатора Забайкальской области о немедленной передаче всех этих статей и земель в пользование крестьян, приступить с 1 января 1906 года к фактическому использованию этих статей и земель, о чем объявить арендатору тут же на сходе. По вопросу о церковных участках, находившихся в пределах волости, сход принял во внимание, что священники, пользуясь землями, получают кроме того ругу и даровые квартиры от общества с отоплением, имеют доходы за требы, часто прибегая при этом даже к вымогательствам, кроме того, получают еще и казенное жалованье - постановили в земле и руге священникам отказать». Примерно, такого же содержания, приговор был вынесен и населением Кударобурятской волости. В результате продолжительной практики рыбного промысла в артелях сложился целый кодекс обычного права, регулирующий взаимоотношения членов артели. Но позднее уже потребовалось издание официальных положений и правил. В 1816 году было издано «Положение об омулевом промысле на реке Селенге». Оно было результатом борьбы «почетных хозяев» с беднотой, которая, будучи не в состоянии приобрести невод, пользовалась «саками», представляющими из себя плетенные из тонкого мотауза мешки с палкой в виде ручки. «Положение» запрещало при рыбном промысле пользоваться саками и тем самым вынуждало бедноту идти к неводчикам «в подкруты», т е в наемные рабочие, находящиеся во власти башлыка, к которому они должны были относиться с должным уважением и послушанием, к разделу рыбы отнюдь не вступать. Башлык, избираемый из «почетных хозяев» (т. е. зажиточных) имел совершенное право распоряжаться в наряде рабочих к неводным работам, располагать в метке тоней, делать расчеты и в разделе по паям рыбы, с должною за упущение обязанностей ответственностью».
Таким образом, наряду с артельщиками в рыболовецких артелях появились наемные рабочие, эксплуатируемые башлыками. Не трудно себе представить, что «положение маломощных членов артели, - говорит В.П. Гирченко, - которые закабалялись посредством кредита, получаемого от состоятельных артельщиков, мало чем отличалось от положения наемных рабочих. Мало-помалу название «артель» становилась только вывеской, под которой скрывалось предприятие кулаческо-капиталистического типа. Этот процесс перерождения рыболовных артелей развивался на всем протяжении XIX века и в начале XX века.
«Почетные хозяева» были полными хозяевами на рыбалках. Эксплуатация ими маломощных артельщиков шла и по линии количества паев, падающих на долю капиталистических элементов артели. Мы уже не говорим о размерах этой эксплуатации в отношении к рабочим, которые здесь были лишены всяких элементарных прав. Вот небольшое свидетельство об этом. Газета «Сибирь» в № 16 от 18 апреля 1882 года, касаясь положения рыбаков на Байкале, писала: «Оказывается, например, что судно готово к отплытию и все рабочие в сборе, но один бедняк, взявший у хозяина задаток рублей 5-10, заболел и еще не выписался из больницы. Что же вы думаете, ему не отсрочат до будущей весны отработку дома. Ничуть не было. Прямо из больницы его берут на судно и в море. Едва доплыли до становища, как рабочий умирал. Или вот случай. Заболел рабочий-бурят и отказывался идти на работу. Хозяин сперва бил его, а потом привязывал к столбу, тут рабочий и умирал».
Следует отметить, что даже в период 1925-1926 гг. значительная часть добытой рыбаками рыбы поступала в кладовые башлыков-организаторов и хозяев неводных рыболовецких артелей, состоящих из 60-70 паев и 40-45 пайщиков. Таких неводных артелей на плесе по берегу Байкала, в районе Кударинскаго рыбкоопа, насчитывалось более 30. Главой артели являлся тогда сам башлык. Все управление артелью также было в его руках.
Пай рядового рыбака в то время состоял из двух столбов невода и живой силы пайщика. Паи же башлыка складывались из мертвого капитала - жилье, посуда, мотня, лошади и т. д. Таким образом, они набирали до 20 паев и присваивали себе почти третью часть всей добытой рыбы, причем самой лучшей.
В море выходили с неводами первого июня, когда берега еще находились во власти льда. Бродя по пояс и выше в холодной, только что освободившейся из-подо льда воде, люди часто простуживались, болели ревматизмом, но это не беспокоило хозяев. Трудно было рыбакам, особенно молодым. Охватывала жалость, когда подростки из последних сил тянули невод, тяжелый и мокрый, перебирая скользящую веревку покрасневшими от холодной воды руками.
Другая часть рыбаков добывала рыбу в сетевых артелях, которых в 1925-1926 годах в Кударобурятской и Кударинской волостях насчитывалось до 100. На сетевой лодке работало 8-9 человек. Главой артели являлся также башлык, получавший лишний пай за лодку, управление артелью, лишние сети и т. д. Бывало часто и так, что люди попадали в шторм и погибали. Ручная техника не справлялась со стихией. Так было, например, в 1910 году, когда под волнами исчезло несколько бурятских и русских лодок. Много на своем веку повидал седоголовый Байкал, много добра и горя приносил он в прежние годы людям, населявшим его берега. Недаром в народе существовала пословица: «Кто на Байкале не бывал, тот и горя не видал». Прибайкальцев - рыбаков (бурят и русских) горе да беда подстерегали на каждом шагу. Но в суровых условиях люди закалялись, в борьбе с трудностями, в беде выручали друг друга.
Прослойка «почетных хозяев» по Кударинскому рыбкоопу оставалась довольно значительной до 1930 года - больше 8% всех членов товарищества и пользовалась ссудой рыбкоопа.
Не легче было положение и с землей. В связи с провалом 1862 года около 9000 гектаров бурятских земель скрылось под водой. Церкви и монастыри владели лучшими сенокосными и пахотными участками. В 1870-х годах у кударинцев (бурят) было отрезано 50 десятин лучшей пахотной земли и передано местной Корсаковской церкви. По берегам притоков Селенги - Галутая и Среднего Устья в 80-х годах прошлого столетия у населения (бурят и русских) было отобрано около 200 десятин сенокосных угодий и передано монастырям Посольскому и Троицкому. «Отцы» из монастырей сами не косили и не пахали. Свои участки так же, как и рыболовные, они сдавали в аренду богачам. К 1917 году у кударинских бурят на мужскую ревизскую душу приходилось пахотной земли около одной десятины вместе с усадьбой, причем крестьянские наделы были раздроблены на мелкие участки - самые отдаленные и невыгодные. Например, жителям улусов Часовенского, Дологонского, Корсаковского приходилось ездить пахать и сеять за 20-25 километров. Из-за этих неудобств землепользования крестьяне были вынуждены «уступать» свои участки кулакам за небольшую плату.
Недостаток земли мог бы восполняться за счет расчистки тайги. Но это требовало больших затрат труда и средств и было доступно лишь состоятельным лицам - кулакам. Они нанимали на тяжелые работы по раскорчевке леса за нищенскую плату, а иногда просто «за харчи» обедневших крестьян. Поэтому разница в землепользовании крестьян-бурят различных социальных групп была значительной, из года в гот она еще более увеличивалась.
О состоянии крестьянских бурятских хозяйств в Кударинской степи во второй половине XIX столетия свидетельствуют также данные: житель села Корсаково, кулак Мурза владел доброй половиной сенокосных угодий на островах Бачаевскии и Бахаевскии (около 50 десятин), имел более 30 десятин пахотной земли, бочее 100 голов скота, крестьяне середняки обычно сеяли не более 3-5 десятин яровой ржи, овса и имели по 5-6-10 коров, десятка два овец, в бедняцких же хозяйствах засевали 1-2 десятины и насчитываюсь не более 1-2 коров и одной лошади. Такие богачи, как Мурза, были во многих улусах.
Главными сельскохозяйственными орудиями у бурят кударинцев были деревянная соха и деревянная борона. Пахота производилась на глубину 5-6 сантиметров. Урожаи были крайне низки. Частые засухи и наводнения, повторявшиеся через каждые 2-3 года, уничтожали посевы и покосы. Нередко бывало так: крестьянин посеет 2-3 десятины хлеба, а собирает всего 20-30 пудов. Своего хлеба не хватало даже до середины зимы. Хлеб убирали ручными серпами, молотьба производилась вручную деревянными цепами. Позже, примерно с 1905-1906 годов деревянная соха уступила место колесухе-сабану. Последний отличался от деревянной сохи тем, что он имел вместо двух сошников один сросшийся лемех и пахач немного глубже. Лишь с 1912-1913 годов сначала зажиточные, а потом середняки начали обзаводиться железными плугами.
Полеводство велось по залежной системе. Сеяли на одном участке 3-4 года подряд. Обычно сначала сеяли ярицу, а затем подряд 2 года овес или 2 года ярицу, а потом овес. По мере истощения почвы земля пускалась «на отдых» на несколько лет с целью восстановления ее плодородия. О пользе пара, о преимуществах ранней и двурядной обработки его люди по опыту знали, но из за недостатка сена вынуждены были сначала снимать траву, а потом пускать землю под пар. Двойку паров производили только кулаки, у которых было достаточно земли.
В годы среднего урожая когда не было стихийных бедствий, крестьяне получали с десятины в среднем около 10 ц хлеба. Так, в статистических данных Кударобурятского волостного правления за 1904 год имеются следующие сведения: по волости посеяно ярицы 558 десятин, овса - 709, пшеницы - 8, ячменя - 10, итого - 1285 десятин. Ожидается урожай ярицы - 30 168 пудов, ячменя - 300, овса - 42 264, пшеницы - 768, всего 73 500 пудов (в среднем с десятин 57 пудов, или 9,5 ц).
Унаваживание полей практиковалось только у богатых, т е у тех, у кого было много скота, больше навоза и лошадей. Искусственное орошение не применялось. О более прогрессивных формах земледелия население не знало. Благосостояние его целиком зависело от капризов природы. В летние знойные дни сотни глаз смотрели в небо: не покажется ли на горизонте клочок тучи, и не пойдет ли дождь. Но часто жестокая засуха творила свое, на деревьях желтели листья, будто сейчас не разгар лета, а глубокая осень. Трава тлела, делалась похожей па прошлогоднюю солому. Умолкали птицы, не слышно было гудения пчел и шмелей. Обмелели реки и речки. Тяжело приходилось в такие годы, особенно беднякам и середнякам. Отцы и матери дни и ночи жили одной заботой, одной печалью - чем бы сегодня обмануть голодный желудок своих детишек. В такие именно годы крестьяне-бедняки, гонимые нуждой, податями и различными повинностями, шли в кабалу кулакам. В первую очередь продавали свои пахотные и сенокосные участки за небольшую плату.
Таким путем кулачество закрепляло за собой большие земельные участки. Землевладение у кударинских бурят считалось с давних пор «общинным», земля распределялась по мужским ревизским душам. Сенокосные участки делились ежегодно, а пахотные через каждые 4-5 лет.
Мы уже отмечали, какое количество скота имелось у богатых, в середняцких и бедняцких хозяйствах. В 1916-1917 годах богатые (кулацкие) хозяйства, имея большое количество паев, на своих сенокосных участках косили по 300-500 центнеров и больше сена, средние хозяйства - по 80-100 центнеров, бедняки - по 20 - 30 копен. Такое положение не позволяло иметь много скота в бедняцко-середняцких хозяйствах. По Дуланскому сомону, например, в 1924-1925 годах на одно хозяйство приходилось лошадей - 2,5, крупного рогатого скота - 3,7; овец и коз - 2,4; посевов всех культур - 2,45 га. Скот был мелкий, малопродуктивный. Взрослые коровы весили не более 7-8 пудов, давали мало молока, только на «беление» чая. Содержание скота было весьма примитивным. В зимнее время скот находился под открытым небом, на ночь загоняли в плохо утепленные стайки - «хотоны», построенные из жердей и замазанные кое-как. Подстилкой служили яричная солома или «хи» - измельченный и просушенный за лето навоз. Из-за экономии соломы больше пользовались «хи» - навозом.
Большие опустошения производили эпизоотии рогатого скота. Так, по рассказам старожилов, только в 1890 году в улусах Хандалинского, Дологонского, Корсаковского булуков (сельских общин) погибло до 80 процентов всего скота. При отсутствии ветеринарной помощи население было бессильно в борьбе с эпидемиями.
Тяжело страдало хозяйство кударинцев от постоянных наводнений. По этому поводу тайша Кударинской степной думы Заяхан Хамаганов 26 февраля 1853 года писал: «Недоимки начали возрастать с 1844 года по причине постоянных неурожаев и наводнений. Особенно они увеличились в прошлом 1851 году от того, что летом этого года было большое наводнение от разлива озера Байкал и реки Селенги. Потопило у инородцев посеянные хлеба и травы на сумму до 10 тысяч рублей золотом. Жители пришли в самое бедственное состояние».
1 января 1862 года в Кударинской степи произошло настоящее бедствие - большое землетрясение, в результате которого полоса земли длиной около 20, шириной в 10 километров под названием «Саганская степь» в течение одних суток была совершенно затоплена водой. Так образовался Байкальский залив, называемый теперь «Сором» или «Провалом». Люди старшего поколения рассказывают: «Днем во время церковного служения произошло большой силы землетрясение. От подземных толчков в Кударинской церкви повалились купол и колокольня, а в Кабанской церкви от раскачивания поверхности земли колокола сами начали звонить. На месте провала появился туман, земля трескалась и большими кусками погружалась в воду. Люди (буряты) в испуге лезли на крыши юрт и вместе с ними погружались в байкальскую воду, валом наступившей на провал».
В небывалой беде русские крестьяне Кударинской волости и буряты из соседних улусов, рискуя жизнью, начали спасать людей. И сейчас рыбацкие сети поднимают со дна остатки построек, утвари и т. д., очевидно поэтому и называют залив «Сором».
Население осталось без крова и пищи, весь скот, все имущество погибло. Царское правительство не оказало пострадавшим никакой материальной помощи. Старики рассказывают, что после этого из Читы приезжал сам архиерей со свитой. Собрали большой сход и объявили: «Большое бедствие произошло у вас оттого, что вы иноверцы, не принимаете истинную христианскую веру». «Святые» предложили всем принять «православие» и предупредили: «Иначе такое наказание может повториться». Из собравшихся только двое дали согласие на переход в христианство, а остальные разбежались. Возмущенные этим миссионеры вскоре уехали. Такова была «помощь» из центра области.
О наводнениях 1905-1912 годов областная газета «Забайкальская Новь» в № 1454 от 12 июля 1912 года писала так:
С 27 июня вода в реке Селенге стала прибывать, мало-помалу затапливать угодия прибрежных жителей. К 1 июля вода затопила почти все сенокосные острова и часть хлебов. Сенокосов уцелело не более трети, да и то под сомнением: если вода убудет. Сено, конечно, будет плохого качества. Наводнение у нас повторяется уже седьмой год. В первые два года обыватель к наводнениям относился с ужасом, а теперь, как говорят: «оно вошло в привычку». До наводнения средний хозяин имел до 20 голов рогатого скота и от 5 до 10 лошадей, а теперь остался при 1-2 скотинах и 1 лошади. Хлеба посеяли мало, потому что нет зерна на обсеменение, купить не на что, а ссуды начальство не дает, ибо население «безнадежно, нет скота». Некоторые из местных мужиков взяли на посев зерно у крестьянского (кредитного - Б. М.) товарищества, да и то мало, так как бояться того же наводнения. Урожаи хлебов в нынешнем году хороши. Рыбный промысел в общем средний, но и он дается с трудом, ужасом и жертвами.
Автор статьи - Михулай.
В той же газете от 18 июля 1912 года № 1456 другой корреспондент Лев Сибирский пишет: «А сколько земли пахотной, сенокосной смыла река! Многие собираются бежать куда-нибудь на высокое место. Бог знает, что будет дальше. Одно только можно сказать: мужики разоряются бесповоротно».
Корреспондент Михулай убытки от наводнения за 6 лет определил на сумму 493 334 рубля и сетует на отсутствие правительственной помощи.
Такие наводнения повторялись через каждые 3-4 года.
Известны большие наводнения и в 1932-1933 годах. Дома тогда до самых крыш были затоплены. От озера Байкала до села Корсаково (25-30 километров) ездили на лодках. Посевы и покосы погибли полностью. Часть пострадавшего бурятского населения Кударинской степи при помощи правительства укочевала в Хоринский аймак. Многие колхозники потом вернулись, другие остались там.
* * *
Крайне обременительными для бурятского населения ведомства Кударинской степной думы были казенные повинности. В начале XIX века буряты отбывали почтовую гоньбу на протяжении 120 километров от Посольска до станции Половинной, строили и содержали почтовые дома по тракту, ставили верстовые столбы, исправляли мосты и дороги на этом же расстоянии. Кударинцы должны были возить чиновников, переселенцев, казенные грузы, отряжались группами, человек по 20 для поимки беглых и т. д. В 1805 году во время проезда в Пекин дипломатической миссии под начальством графа Головина было выставлено сначала на каждом станке по 332 лошади, а потом приказано было еще прибавить 1663 лошади. Под мягкую рухлядь (пушину), ревень и серебро выставлялось по 100 лошадей на каждой станции. В 1806 году бурятам пришлось платить за провоз в Забайкалье так называемых «кавказских переселенцев» и даже за иезуитов, проезжавших через Сибирь в Китай.
«Было много и других работ и нарядов» - неоднократно отмечается в отчетах Кударинской степной думы. В числе этих «работ и нарядов» мы находим, например, распоряжение начальства о высылке думой 1113 бурят, вооруженных пиками и винтовками, на подавление восстания ссыльных поляков, работавших на Кругобайкальском тракте в 1866 году.
Убытки, причиненные подобными «происшествиями» населению, посланному за 150 верст, отчет думы за 1866 год исчисляет в 1540 рублей 50 копеек.
Тяжелым бременем на плечи трудящихся ложились подати и повинности, причем кударинские буряты платили их гораздо больше, чем в других бурятских ведомствах. По данным Куломзина, в 1897 году на все виды платежей и повинностей взималось с рабочей души бурят: по Баргузинской степной думе - 9 рублей 32 коп., по Агинской - 9 рублей 45 коп., Хоринской - 13 рублей 17 коп., по Кударинской - 20 рублей 45 коп.
Денежные платежи состояли из окладных и внутренних сборов. К первым относились губернские и частный денежный сбор, подушная и оброчная подати и сборы в пожарный и межевой капиталы: ко вторым - сборы на покрытие внутренних расходов, как общих для всего населения каждой волости, так и особые для жителей отдельных сельских обществ.
Натуральные повинности состояли из подводной гоньбы, исправления дорог, постройки и ремонта мостов, сопровождения арестантов и нижних чинов, содержания перевозов, земских квартир и арестных помещений. Многим хозяйствам было не под силу платить подати и повинности. Тогда домохозяева подвергались телесным наказаниям розгами, а затем в случае неуплаты распродавалось их имущество. Если же имущества не хватало, то предписывалось плательщиков «запродать в работу и вторично наказать розгами». «Запродажа в работу» являлась одним из средств закабаления бурятской бедноты нойонами и богатыми «родовичами». Телесные наказания были настолько распространенным явлением, что по степным думам сверху рассылались «стандартные» розги. Всякое нарушение в уплате податных сборов и в выполнении распоряжений начальства считалось нарушением «порядка и спокойствия». Кредит деньгами и хлебом являлся необходимым подспорьем. Недостаток средств существования и горькая нужда заставляли бедноту работать по найму у кулачества. В 1910-1915 годах из Хандалинских улусов по 10-15 человек ежегодно работали у кулаков Масла и Маду Балдуевых, которые жили в Твороговском улусе, содержали по 20-30 наемных рабочих, имели свои неводные рыбные и сетевые промыслы.
Особенно широкие размеры закабаление принимало в неурожайные годы, а также в момент взыскания податных обложений, недоимок, в период начала посевов, когда беднота испытывала острую нужду в хлебе и деньгах, в момент женитьбы, свадеб, болезней членов семьи и т. д.
О закабалении крестьян кулаками сообщалось много раз в сибирских газетах и журналах, в обзорах бурятских ведомств Верхнеудинского уезда за 1908 год и в других документах. В одном из обзоров читаем: «Среди инородцев развито в сильной степени кулачество. Богатый бурят берет процент никак не меньше 30, и то не годовых, а за 6-8 месяцев».
* * *
Большим бичом для бедняков, середняков были родовые пережитки, особенно платеж калыма - платы за невесту, большие пиры и гуляния на сватовствах, свадьбах, проводах невест и т. д. В середине прошлого столетия каждый бурят-кударинец, женясь на девушке, должен был платить за нее деньгами не менее 100-200 рублей и 5-6 голов скота (в то время средняя корова стоила около 20 рублей). Не имея средств для выплаты калыма, бедняки либо навсегда оставались холостыми, либо брали взаймы денег у кулаков под высокие проценты или под отработку долга вперед на год и даже два. В дальнейшем они закабалялись еще больше. По этому поводу Иван Яковлевич Ханхашанов, житель с. Корсаково, рассказывает следующее: «Я старый человек. Семьдесят лет прожил на белом свете. Много видел на своем веку и хорошего и плохого. Сорок пять лет я был силен и строен, как тот тополь, что растет у меня под окном. В молодости я полюбил девушку. Звали ее Таней. Задумал жениться. Родителей у меня не было. Семену и Кузьме, младшим братьям был я отцом и матерью. Посоветовался с ними - согласились. Поговорил с родителями жены, они не противились. Но мало было одного согласия. Вы, наверно, слышали о калыме? Он почти разорил наше хозяйство. Танины родители потребовали от меня сто рублей денег и корову. Хозяйство у нас было бедное: 2 лошади, 3 коровы и 2 овцы. Корова в ту пору стоила 20-25 рублей. Я должен был отдать корову, а чтобы дать 100 рублей - продать остальных коров и баранов. Это только о калыме. А ведь нужно кое-что и на свадьбу. Как ни верти, надо выбирать: или остаться без скота или лишиться жены. Много думал, долго думал я. Но я был молод, смел. Взял деньг в долг у соседа-богача, уплатил калым. После свадьбы сразу же стал отрабатывать долг. Целый год работал, не разгибая спины. Дома вели хозяйство братья. Однако трудно было поправить дела. Семен так и не женился - не смогли ему собрать денег на уплату калыма. Вот какова была прежняя жизнь. Разве сравнишь с теперешней».
Кроме платы за калым, жених покупал для угощения гостей не менее 10 ведер водки, несколько пудов мяса, рыбы, крупчатки и других продуктов. Кроме того, каждому гостю (их было не менее 70-80) нужно было преподнести подарки: рубахи, чулки, платки, кисеты, а невесте - золотую монету в серебряной оправе, дорогую шаль и пр. В общей сложности свадьба обходилась жениху не менее 300-400 рублей (стоимость 10-12 коров).
Свадьбы, сватовства и большие пиры на «их весьма тягостно обходились не только жениху, но и всем одноулусникам, ибо все гости, как правило, в течение двух-трех дней гуляли и пировали по всему улусу. Столько же гуляли и в улусе невесты.
По древнему бурятскому обычаю, браки воспрещались в границах одного и того же рода, но обычай этот со временем изменялся. Позже брак стал запрещаться между родственниками по женской линии до седьмого колена, а по мужской - до десятого. Уплаченный при женитьбе калым возвращался родителям невесты в случае развода, которые совершались легко, но бывали очень редко. У бедных бурят, часто и у середняков, во избежание калыма иногда производилась мена невестами, т е женящийся одновременно выдавал свою сестру за брата своей будущей жены.
Передовые люди прошлого поднимали вопрос об упразднении калыма. Как известно, в 1884 году кударинец Иван Заяханов подал докладную записку от имени кударинских бурят в царский сенат об отмене в законодательном порядке калыма. Сенат ответил Кударинской степной думе так: «Вопрос о калыме не может быть разрешен в законодательном порядке, так как отмена его идет вопреки установленным обычаям многих народов Российской империи».
Иначе и быть не могло, ибо темнота и невежество являлись главными союзниками царизма, помогали ему держать инородцев в должном повиновении. Поэтому царское самодержавие стремилось сохранить и упрочить все наиболее темное и реакционное в их укладе, слепое подчинение и рабскую почтительность трудовых бурят к чиновничеству, служителям культа, нойонам, богачам, вредные обычаи бурятского быта суеверие, пьянство и т.д.
Не менее пагубно влияла на экономику бурятских хозяйств шаманская религия и связанные с ней жертвоприношения. Проезжая бурятские улусы, нередко можно было встретить в каждом дворе набитую соломой шкуру молодого коня с головой, копытами и хвостом. Она висела на высокой березовой жерди. Рядом с конским чучелом вешали также овечьи и козьи. Это - памятники частых жертвоприношений. Старики помнят случай, когда бурят из улуса Твороговского (ныне Ранжурово) Абзай Волков, умерший в 1910 году, на своем веку приносил жертвы всем «99 тэнгриям (небесам) и другим божествам, что обошлось ему в 100 с лишним баранов. Однако «всемогущие боги» его «не спасли», умер он бездетным. Другой бурят Александр Афанасьев из того же улуса во время болезни малолетнего сына за один год израсходовал на жертвы 30 с лишним баранов. И сын умер. Такая участь постигала многих.
- Расскажите, Маслан Афанасьевич, как вы жили в старину, до революции? - обратились мы к деду Онгорову из улуса Ранжурова.
- Э, вспоминать об этом тяжело, - говорит он, - жил в маленькой избушке с земляным полом. Крыша хаты была тоже из земли. Стекол и рам не было. Вместо стекол вставлялась высушенная скотская брюшина. Отец три года болел, много раз приглашали шаманов и приносили жертвоприношения баранами, отчего бедное наше хозяйство еще больше разорилось. Молебны не помогли. Отец умер. От отца остался я 14 лет. После его смерти оказалось много долгов. В течение 4-5 лет мне пришлось работать у местных богатеев, отрабатывая отцовские долги, забранные им во время болезни для жертвоприношений. В то время за поденщину платили по 20-25 копеек. И после этого упорным трудом вел борьбу за существование. Работал денно и нощно. К двадцати годам кое как высвободился от долгов и не кланялся больше богачам.
Тут еще постигло другое несчастье,- с горечью вспоминает дед,- заболела мать. В народе говорили про ее болезнь «муу эбэшэн» (дурная или плохая болезнь.) Соседи объявили бойкот, никто не стал заходить к нам. Все стали чуждаться нас. Даже невеста под угрозой своих родителей отказалась выйти за меня замуж. Положение было «аховое». Пришлось опять ездить к шаманам. Медицинская помощь, как известно, в то время отсутствовала. Некуда больше было обращаться. Больной зуб и то некому было удалить. Много жертвоприношений я приносил во время болезни матери. «Муу эбэшэн» в то время считалась неизлечимой. Кое-кто из соседей предлагал матери удавиться. К счастью, однажды приехал в наш улус австрийский военнопленный врач (это было в 1916 году). Я обратился к нему, и он дал хорошее лекарство. Через месяц мать выздоровела Хорошо, что я был бойким и смекалистым. Благодаря этому спас свое хозяйство от окончательного разорения. Об учении в наше время некогда было думать, и я на всю жизнь остался неграмотным. Так случилось не только со мной. Спрашиваете, как теперь живет народ в улусе?
Советская власть все изменила. Есть в улусе медпункт с родильным отделением. Появились новые и очень хорошие лекарства. Болеть и умирать не дают. Народ стал зажиточным и культурным. У всех есть хорошие и светлые дома. Люди стали хорошо одеваться. Все дети учатся. Достаток пришел в наши дома,- закончил дед Онгоров.
Нельзя без волнения слушать эти рассказы стариков.
* * *
Процесс расслоения совершался и в улусах Кударинской степи. Многие хозяйства беднели. По переписи 1898 года у кударинских бурят числилось 7,9% хозяйств, не имеющих пашни. В Чиркуйском улусе при 14 дворах в 1916-1917 годах было 2-3 бедняцких хозяйства, 2 хозяйства зажиточно-кулацких. В Среднеустьинском улусе при 30 дворах числилось 6-7 маломощных бедняцких хозяйств при наличии 2-3 зажиточных. В селе Корсаково также было много маломощных бедняцких хозяйств, тогда как братья Гашовы занимались торговлей, имели свои кожевенные заводы, мореходки для перевозки перекупной рыбы, имели в лесу «росчища», сеяли по 20-30 десятин хлеба, имели по 50 голов скота. В улусе Твороговском Балдуевы имели неводные и сетевые промыслы, сеяли по 20-30 десятин хлеба. Ежегодно как у Гашовых, Мороевых, так и Балдуевых работало по 30-40 наемных батраков. Такое же положение наблюдалось и в остальных улусах.
Трудовые буряты, обремененные податями и повинностями, всякого рода поборами, опутанные сетями ростовщической кабалы со стороны купцов и деревенского кулачества, не обладали средствами для повышения экономического и технического уровня своего хозяйства и не имели возможности учиться более производительным формам хозяйствования.
Постепенно бурятские хозяйства делились между сыновьями. С дроблением семьи они еще более размельчались и беднели.
* * *
Ужасы провала и частых наводнений, страх за будущее, бедность и разорения оставили глубокий отпечаток на всем поколении кударинцев. С детских лет и до глубокой старости бедный бурят не видел светлого дня.
В поисках лучшей жизни многие труженики переселялись в другие бурятские ведомства. В период с 1862 по 1870 год из Кударинской степи укочевали в Баргузинское ведомство 57 дворов со 109 ревизскими душами, в Агинское - около 10. В 1889 году Санкинаевский улус целиком переселился в местность Чесан ведомства Хоринской степной думы, в 1909 году туда же и в Еравну переселился 31 двор из Хандалинских улусов. По отчету Кударинской степной думы за 1889 год причислено из ведомства Кударинской думы в ведомство Хоринской степной думы 103 души обоего пола. Переселения и группами, и в одиночку происходили часто.
Тяжело было людям прощаться с местами, где жили их предки и они сами, где щедрое плодородие земли давало жизнь не одному поколению. Но нужда заставляла людей покидать родные пепелища.
Да и на новых местах людям было нелегко. Сразу их не принимали в число членов земельного общества. Годами тянулись ходатайства. Через каждые 3-4 года из Кударинской думы выезжали туда «уполномоченные» для взыскания накопившихся недоимок по податям и повинностям. Люди не в состоянии были рассчитываться. Пользуясь этими затруднениями, «уполномоченные» - представители думы и местные кулаки еще более закабаляли должников. Особенно большое усердие в выколачивании налогов проявлял «представитель» - кулак Мурза, житель с. Корсаково. Он при каждой поездке в Баргузинское ведомство привозил с собой по нескольку годовых батраков.
Дело дошло до того, что переселенцы-кударинцы вынуждены были обратиться к христианским миссионерам о согласии принять «православную» веру, дабы ускорить разрешение прошения о причислении их к местному земельному обществу. «Отцам» церковным только это и нужно было. Людей крестили. Попы за это получили вознаграждение. Только так прошению был дан «законный» код и просьбу переселенцев удовлетворили.
Торговля в степи, как и везде, находилась в руках лавочников-купцов. За покупками предметов первой необходимости люди специально ездили в село Кудару, находящееся от улуса Корсаково в пяти километрах, а от отдаленных улусов - в 10-20 километрах. Ездили и в Кабанск. Покупали товары в магазинах торговцев: в Кударе - Михалевича, Афраймовича, Давидсон, Бачалдина, в Кабанске - Эйдельмана, Суздальницкого, Сендаровича, у китайской фирмы Тян Сун-чо и у других. Были еще магазины: Пермякова в деревне Шергино, Хаймовича в Степнодворецком, Бродского - в Творогово, Макальского в Оймуре и т. д. Платили втридорога. Многие покупали в долг под «проценты». В 1910 году впервые по инициативе передовых людей того времени в селе Корсакове, а затем в улусах Хандалинском, Часовенском, Дуланском, Твороговском были организованы потребительские кооперативы и открыты в этих улусах кооперативные магазины. С появлением их аппетиты лавочников несколько уменьшились.
Излишки зерна, рыбы, мяса, шкуры буряты сбывали тем же купцам, которые наживались на этом, строили в селах Кудара и Кабанск большие дома и магазины. Братья Вольф, Эйдельманы имели в Кабанске кожевенные заводы, Давидович, братья Нетупские - мясные магазины, Ган - рыбный магазин и т.д.
До 1900 года на территории Кударинской степи славилось ярмарками село Чертовкино. Название села происходило от слова «черта» - линия запрета лова омуля. В летнее время приезжали сюда купцы из Иркутска, Верхнеудинска и скупали рыбу у рыбаков и сбывали свои товары. С появлением железной дороги Чертовкино утратило свое значение.
В воскресные дни происходили большие ярмарки в с. Казанском, а по понедельникам - в Кударе. И здесь буряты сбывали свою продукцию, главным образом, рыбу, мясо, зерно. Ловкачи - спекулянты из бурят покупали у соседей-крестьян лошадей на мясо и перепродавали на этих же ярмарках потребителям. Кроме мяса, рыбы, зерна русские крестьяне сбывали веревки, моты, табак, овощи. Кустари-крестьяне торговали своими изделиями: санями, бочками, бочонками, лагунами, дугами и др. Часто здесь встречались бурятки с сшитыми ими дохами, унтами, шапками, рукавицами. На эти ярмарки приезжали купцы иркутяне, верхнеудинцы и буряты с северной стороны Байкала. Последние покупали главным образом лошадей на мясо.
Много рыбы продавалось и на месте лова, т.е. в устьях рек. Сюда подходили мореходки - огромные деревянные лодки вместимостью до 100 центнеров и более, принадлежащие местным богачам Гашовым, Афраймовичам, Молчанову и другим. Эти «воротилы» скупали свежую рыбу, засоленную в бочках и лагунах, и возили в Иркутск на перепродажу иркутским рыботорговцам.
О размере наживы мореходчиков бывший служащий-мореходчик Гашова дед Нагаслаев Николай поведал нам следующее:
«Более десяти лет, с 1908 по 1918 год я служил водителем мореходом у Гашова Филиппа. Набрав полный груз свежезасоленной рыбы до 600 пудов, хозяин нас отправлял на мореходке в Иркутск. Кроме меня на ней работало еще 2-3 человека рабочих. В удачных случаях - при хороших попутных ветрах мы на парусах через день прибывали в Иркутск. Здесь нас ждали хозяин и иркутские купцы-рыбаки. За летний сезон совершали 6-7 рейсов. Однажды, после того, как продали всю рыбу, Гашов пригласил нас на обед, где завели разговор «по душам».
- Сколько же, Филипп Митрофанович, вы заработали за этот рейс? - спросил я.
- Одну «большую круглую», - ответил он. «Большая круглая» означала 1000 рублей, в то время хорошая корова стоила 25 рублей.
Вот как наживались купцы за счет наловленной рыбаками рыбы.
- Быть водителем мореходной лодки - чрезвычайно трудное и ответственное дело, - рассказывает дед Николай, - требовалось настоящее искусство управлять большой лодкой при любых ветрах. Беспокоили нас опасные ангарские пороги. Малейшая неосторожность и недогляд грозили опасностью, но я тогда был молодым, крепким и смелым, и прекрасно справлялся со своей обязанностью,- заключает дед свой рассказ.
* * *
Крестьяне-буряты, именуемые «инородцами», не пользовались никакими политическими правами. Чтобы яснее представить это, обратимся к старинным песням. В 1890 году среди населения имела распространение следующая частушка о тайше Митрофане Гашове:
Хоёр моортэй тэргэниинь
Хонсиноходоо гоел даа,
Худариин тайшаа Митрохин
Хуули хэхынь буруу даа.
Перевод:
Двухколесная телега
Прекрасна при езде,
Кударинский тайша Митроха
Страшен и неправ при суде.
Комментарии здесь не требуются.
Самодержавный строй обрекал бурят на невежество, бескультурье и нищету. На территории ведомства Кударинской степной думы, в селе Корсаково за счет местного населения с 1851 года существовала только одна начальная школа с небольшим количеством учащихся (12-15 человек). Как известно, это школа была организована только благодаря настойчивости и упорству передовых бурят.
О количестве грамотных людей говорит письмо степной думы учителю Кударинского бурятского приходского училища, написанное в 1865 году: «Во всем обществе не больше 10 человек грамотных, но и те не только не могут читать свободно книги, а едва разбираются по складам».
Позже, в связи с открытием начальных школ в улусах Чесовенском, Дуланском, Хандалинском и Дологонском грамотность населения несколько поднялась, но мозолистые руки мужиков едва выводили свои фамилии. На общественных приговорах (решениях) кривые их подписи занимали целые листы бумаги. До революции 1917 года по всей степной думе ни один крестьянин не выписывал газеты или журналы.
Население понимало пользу грамоты и проявляло заботу об открытии школ. Так, с 1902 по 1910 год тянулось ходатайство жителей Хандалинских улусов о постройке типового школьного здания. Добиваясь открытия школы в Дологонском булуке, буряты грозили начальству неуплатой внутренних и волостных податей, если откажут в их ходатайстве. На приговоре общественного схода тогда крестьянский начальник сделал резолюцию: «Отменить приговор, разъяснить, что за такие поступки будете сосланы в Якутск».
После окончания учения в начальной школе дети не получали дальнейшего образования: на территории степной думы, позже волости не было школ повышенного типа. Так обстояло дело с народным образованием.
Зато царизм не скупился на распространение среди бурят религии. В наиболее крупных бурятских населенных пунктах, сначала в селе Корсакове (в 1866 г.), затем в улусах Чесовенском, Дуланском были построены христианские церкви со штатом священников, псаломщиков, церковных старост с передачей им лучших бурятских земель.
Переход инородцев-бурят «в православную» веру в большинстве случаев проводился в насильственном порядке. Для распространения христианства царизм не останавливался ни перед чем, устранял неугодных им должностных лиц. В этом отношении характерен следующий документ: «12 февраля 1864 года вице-губернатор Забайкальской области Мордвинов докладывал: «Произведено удостоверение по жалобам кударинских инородцев на тайшу Хамаганова, что он противодействует миссионерам в деле проповеди христианской религии между инородцами. Оказалось, что как тайша, так и степная дума уклоняется от выполнения требований миссионеров и кроме того, оказывают невнимательность и небрежность в делах по просьбам и жалобам крещенных инородцев. Тайша постоянно оказывает сопротивление в деле распространения христианской религии».
Другой документ гласит: «Тайша Хамаганов Заяхан по предписанию исправляющего должность военного губернатора Забайкальской области от 17 апреля 1864 года удален от должности. Заступил и. д. тайши крещенный инородец Горбунов».
С тех пор царизм не утверждал в должности тайшей некрещеных лиц, а на «выборах» проводил своих ставленников, которые оказывали самую «ревностную» деятельность в деле распространения христианства среди инородцев. После Хамаганова был «выбран» тайшой крещенный инородец Березовский Яков. В его послужном списке отмечено: «За содействие к распространению христианской веры имел грамоту от преосвященнейшего Вениамина Селенгинского в январе 1864 год».
Миссионеры, проповедуя преклонение перед «православным» белым царем и повиновение господствующим классам, пренебрежительно относились к трудящимся бурятам, насаждали недоверие и отчужденность между «православными» и иноверующими, выступали против обычаев народа. Шли они в бурятские улусы не только с хоругвиями, но и с нагайкой и плеткой.
Произвол и насилие дошли до крайних пределов. Население роптало. В народе появилась поговорка:
Будешь иметь тяжбу с крещеным.
Останешься без шеи.
Будешь судиться с нойоном,
Останешься без спины.
Поссоришься с богатым,
Останешься без жилья.
Возмущенный народ подал жалобу на незаконные действия тайши и миссионера.
Улики на тайшу и миссионера «отца» Платона были настолько очевидными и неопровержимыми, что власти, опасаясь народного волнения, вынуждены были принять меры против слишком зарвавшегося тайши, не затрагивая, однако социально-политических условий, открывавших простор для злоупотреблений родовых начальников. Иркутский губернский суд от 15 мая 1881 года отстранил тайшу от должности. В постановлении суда говорится: «Главный тайша Бушан Андрей Платонов осужден на 8 месяцев тюремного заключения за производство излишних сборов. А по обвинению в наказании розгами инородца Оборова и неправильном арестовании инородцев Дарханова, Абухунова, Петрушкина и его жены Дулмы Бушана оставить в подозрении».
Воспользовавшись этим, население выбрало тайшой некрещеного инородца Ивана Заяханова. Когда он прослужил 3 года, начальство назначило новые «выборы» и провело своего кандидата крещеного инородца Новолодского Тимофея. С тех пор некрещеные кандидаты опять не допускались к «выборам».
Крещеным в порядке поощрения выдавали по красной ситцевой рубахе и по одному рублю денег. Многие провинившиеся в чем-либо с целью снятия наказания также принимали христианство. Установился такой порядок, что крещеным нельзя было вступать в брак с некрещенными.
Царизм распространял христианство и другим способом. При Посольском монастыре было учреждено миссионерское училище для подготовки миссионеров из местного бурятского населения. На 25 сентября 1872 года в этом училище обучалось 13 учащихся-бурят.
По воспоминаниям стариков, особенно много «усердствовал» в деле насильственного распространения христианства корсаковский поп-миссионер «отец» Платон. Путем вымогательства и поборов он нажил много денег; имел покосы, батраков, держал до 100 голов скота. Другие «святые отцы» следовали его примеру. Бывали случаи, когда людей привязывали к столбам и приобщали к «святому таинству крещения».
Насильственным переходом в «православие» население не было довольно. В 1905 году 800 душ кударинских крещенных бурят через посредство своих доверенных Бортоева и Турунхаева заявили читинскому губернатору об отходе от «православия».
На этом закончилась полоса приобщения кударинских бурят к «вере христовой», сопровождаемая насилиями, принудительным крещением и экономической эксплуатацией.
Таким образом, как бы царское правительство, его миссионеры и прислуживавшие им нойоны ни старались, политика насильственной русификации бурят потерпела в Кударинской степи неудачу.
История показала, что не церкви и монастыри сближали бурят и русских, а хозяйственные взаимоотношения, совместный труд на берегах Байкала подружил и породнил тех, кто занимался нелегким промыслом в его водах.
Буддийские проводники пытались распространять ламаизм среди кударинцев, но они не встретили сочувствия и поддержки среди населения. Кударинцы ответили буддийским проповедникам: «Без лам тунеядцев у нас хватает. Своих бурханов хоть отбавляй. Молимся за уменьшение их».
* * *
Буряты получили возможность приобщаться к высокой культуре русского народа, воспринимать передовые приемы ведения хозяйства и усвоение русской грамоты и языка. Большую роль в этом сыграли передовые деятели русской культуры. Так, например, в 1874—1875 годах в улусе Хандала отставной топограф Векшин, открыв вольную школу, обучал бурятских детей, которые неплохо усваивали русскую речь, письмо, чтение и счет.
В 1898—1899 годах в этом же улусе обучал детей грамоте политический ссыльный Зареков (его имя и отчество забылось, никто не помнит). По воспоминаниям К. М. Махатова, жителя улуса Хандала, тогда ученика вольной школы, Зарекова часто вызывал в Кабанск становой пристав. Впоследствии, вызванный становым, Зареков в апреле 1899 года при переправе через реку утонул в Селенге. «Помнится, - пишет К. М. Махатов,- Зареков был очень хорошим учителем, имел педагогический подход и такт к детям, и они неплохо учились».
В эти же годы в улусах Чесовенского булука обучал детей русской грамоте политссыльный Андрей Иванович Дубровин.
Со времени открытия Кударинского бурятского начального училища (1851 г.) в этой школе работали русские учителя. Они распространяли среди бурят культуру и просвещение, передовые прогрессивные идеи. К их числу относились И. Мурзин, Клюев, Н.Н. Баев, Н.Н. Вьюков, М.Н. Дархеева, А.А. Попов, И.Г. Маликов, К.Т. Коновалов, И.П. Литвинцев и др. Благодаря их помощи многие бурятские дети получили образование и стали впоследствии учителями: это Куриганов-Санкинаев Ананий Ксенофонтович, Дархеев Федор Иванович, Курганов Михаил Ананьевич, Хамаганов Владимир Игнатьевич, Хамаганов Алексей Игнатьевич, Хамаганов Владимир Прокопьевич, Николаев Иван Хусаевич, Михеев Траис Павлович и др.
В Чесовенской бурятской начальной школе с 1890 по 1920 год учительствовал Зиновьев Василий Васильевич. В Хандалинской начальной школе с 1903 по 1917 год проработала Пешковская Клавдия Михайловна. С 1906 по 1910 год в Дуланской школе был учителем Тарбаев Иннокентий Иннокентьевич. Они отдали много сил делу просвещения бурят. И. И. Тарбаев по вечерам собирал улусных бурят и устраивал с ними собеседования на политические темы, за что находился под постоянным наблюдением царских жандармов и становых приставов. В Дологонской начальной школе до революции работали учителя Багрянцева Харитиния Прокопьевна и Камынин Дмитрий Иванович.
Провожая В. В. Зиновьева на родину в 1921 году, кударинские буряты организовали ему торжественные проводы, выразили глубокую благодарность за обучение и воспитание их детей в течение 30 лет.
Многое сделал для просвещения кударинских бурят учитель Кабанского двухклассного училища Николай Александрович Красильников. Благодаря ему многие бурятские дети в период с 1880 по 1916 год получили образование в Кабанске сначала в двухклассном, а затем в городском четырехклассном училище, позже преобразованном в высшее начальное училище.
Ценный вклад в народное образование внесли учителя этой школы Клеменченко Дмитрий Алексеевич, Клеменченко Мария Михайловна, Попов Александр Александрович и другие.
Пребывание в селе Байкало-Кударе политических ссыльных, особенно Плиса Андрея Кирилловича, оказало благотворное влияние на бурят. Они открыли многим глаза на вековую ложь, на социальные несправедливости, с их помощью многие кударинцы, буряты и русские, поняли правду о Советской власти.
Отстаивая эту правду, кударинские буряты примкнули к революционному партизанскому восстанию 1920 года и приняли в нем активное участие.
Но несмотря на большое стремление к усвоению передовой русской культуры и помощь русской интеллигенции, бурятский народ до Октябрьской революции оставался на весьма низком культурном уровне.
* * *
Царизм не заботился об охране здоровья населения. Туберкулез, венерические и эпидемические заболевания были постоянными спутниками кударинских бурят. Только осенью 1919 года в одном маленьком Хайтольском улусе, где насчитывалось не более 15 дворов, умерло от сыпного типа 17 человек, в Ертагаевском улусе - столько же, в Твороговском улусе - 39 человек, что составило 13 процентов всего населения улуса.
Вследствие распространенных социальных заболеваний и тяжелого экономического положения населения целые улусы исчезали с лица земли. Так, в Хандалинском булуке в улусе Хынгылдырском в 1897 году во время переписи населения было более 20 дворов, в 1908 году числилось 19 дворов и 98 человек, а к 1917 году здесь насчитывалось не более 4-5 дворов.
Опрос бурятских женщин-рожениц, проведенный Кударобурятским хошунным исполкомом Советов в 1921 году, показал, что из родившихся 2741 человека умерло в детском возрасте 1885 человек или 69 процентов.
B результате этого в Кударинской степи, до революции прекратился прирост бурятского населения.
* * *
Исключительно в тяжелом и унизительном положении находились женщины-бурятки. Калым превращал их в предмет купли и продажи, закабаляя их. Еще в 1791-1821 годах А. П. Щапов, изучая архив степной думы, обратил внимание на дела «беглых жонок» от мужей, говорившие о тяжелом положении бурятской женщины, насильно выданной замуж. Эти «беглые жонки» после порки плетьми родовыми нойонами, при помощи взяток в принудительном порядке, связанными возвращались мужьям.
После Великой Октябрьской революции калым не исчез сразу, хотя с ним и велась активная борьба. В той или иной форме он продолжал существовать еще некоторое время.
По условиям жизни женщины были прикованы к домашнему хозяйству. Кроме приготовления пищи, ухода за детьми и скотом, они занимались выделкой кожи, шитьем одежды, прядением шерсти, вязанием чулок и рукавиц из шерсти, заготовлением войлоков. Женщины вили веревки из конских волос, изготовляли нитки из сухожилий животных, обшивали всех членов семьи.
Жены бедных бурят занимались выделкой кожи для богатых русских соседей. Во многих хозяйствах были самодельные станки «эрьюулгэ», в которых мяли шкуры. Шили большей частью по вечерам, при свете лучины. Для освещения домов делались так называемые очаги при русских печах. Лампа и керосин появились после проведения Сибирской железной дороги.
Условия жизни бурятской женщины были тяжелы и изнурительны, они быстро старели, от 30 до 50 процентов их умирали в возрасте 30—40 лет.
Не раз трудовые буряты поднимались на борьбу со своими угнетателями.
Так, в 1885 году крещенный инородец, житель села Корсаково Петр Темников при поддержке некоторой части населения начал большую тяжбу с нойонатством, жалуясь на чрезмерно тягостные податные повинности и поборы. В лице нойонов он обвинял все правительство царской России. В результате Темников был выселен из пределов ведомства Кударинской степной думы и переселился в деревню Сухая соседней Кударинской волости.
В 1905 году инородческий суглан (сход доверенных) решил присоединиться к решению волостного схода соседней Кударинской волости о конфискации всех рыболовных угодий озера Байкала и сенокосных лугов, принадлежащих монастырям и церквам и о передаче их трудовому населению. Подавление революционного движения, волна реакции не дали возможности осуществить на деле это мероприятие.
В 1907 году представители Кударобурятской волости, участвовавшие в «выборах» депутатов во вторую Государственную думу, при выработке наказа депутату настаивали на прирезке земель кударинским бурятам из государственного земельного фонда и поддержали требования о представительстве бурятского населения в думе, об открытии для бурят сельскохозяйственной школы или учительской семинарии. Как известно, иркутским генерал-губернатором эти требования бурят были отменены.
В марте 1917 года население Кударинской степи снова выдвинуло решения 1905 года. Общественный суглан решил приветствовать революцию, упразднить волостное правление и создать Совет крестьянских депутатов. Много полезных решений было принято здесь, например: о переделе земли по числу едоков, о конфискации всех монастырских вод и земель, об упразднении пережитков феодализма (калым), об ограничении паев башлыков на рыбных промыслах, о прекращении самогонокурения и т. д. Все эти решения были осуществлены только с полной победой Великой Октябрьской социалистической революции.
* * *
Октябрьская революция впервые дала надежду трудящимся на светлое будущее. Большевистская партия призвала их устанавливать Советскую власть на местах.
Первые Советы на территории Кударинской степи были организованы в феврале 1918 года. Но уже в августе этого года они были задавлены контрреволюционными силами колчаковцев и семеновцев с помощью иностранных интервентов. Началась жестокая реакция. Контрреволюционный Бурятский национальный комитет в Чите договорился с атаманом Семеновым о мобилизации молодых бурят в так называемую национальную «цагду» (армию). С этой целью в 1919 году в село Корсаково приехала военная комиссия в составе представителя Селенгинской аймачной земской управы Гом-боева, военного врача Гальперова и одного семеновского офицера. Но кударинские буряты, собравшись на свой общественный суглан, категорически отказались отдать сыновей в семеновскую армию, и комиссия была вынуждена уехать ни с чем. Только вторая военная комиссия с карательным отрядом мобилизовала насильно молодежь, которая вскоре дезертировала из «цагды».
Январь 1920 года. Народное восстание в Усть-Селенгинском районе. Трудовой народ против белой своры. По селам, деревням и улусам снова развеваются красные флаги. Центр восстания - село Баикало-Кудара. Создан военно-революционный штаб Усть-Селенгинского района во главе с большевиком Андреем Кирилловичем Плис. Кударинские буряты сразу примкнули к восстанию. Представители Кударобурятского хошуна участвовали в работе военно-революционного штаба. Бурятское население активно поддержало новую власть. На местах — в сомонах были созданы местные сомонные Советы депутатов трудящихся, в центре хошуна в селе Корсаково - хошунный Совет крестьянских депутатов. За короткий срок, в течение двух-трех дней было собрано большое количество оружия, боеприпасов, продовольствия для создающихся партизанских отрядов. Бурятская молодежь участвовала в партизанских отрядах и в боях с каппелевцами.
Отгремели бои гражданской войны. Коммунистическая партия направила усилия на восстановление разрушенного народного хозяйства, а затем на построение нового в истории человечества социалистического общества. С двадцатых годов деятельность Советов Кударобурятского хошуна была направлена на осуществление всех мероприятий, намеченных Усть-Селенгинским военно-революционным штабом По ходатайству исполкома Советов в 1921 году правительство отпустило большую ссуду - зерно бедняцким и середняцким хозяйствам для посева Новые Советы организовали добровольные сборы продуктов, денег, одежды, обуви для голодающих Поволжья, занимались трудоустройством прибывших, особенно детей и т. д. В 1920-1921 годах на территории хошуна свирепствовали различные эпидемические заболевания, особенно сыпной тиф. Советы вели разъяснительную и административную работу при проведении продовольственной разверстки, в доставлении транспорта для воинских частей В этот период на территории Кударинской волости и Кударобурятского хошуна в селе Кудара по инициативе местного населения было организовано рыбопромысловое кредитное товарищество (рыбкооп), сыгравшее известную роль в укреплении бедняцко-середняцких рыболовецких хозяйств
С переходом на мирное положение постепенно поднималось разрушенное войной народное хозяйство
* * *
Октябрьская революция повысила творческую активность и инициативу трудовых бурят. В 1917 году в Кударобурятском хошуне, в селе Корсаково и улусе Хандала по примеру Иркутского союза пролетарской и социалистической молодежи организовался бурятский союз молодежи, ставивший основной своей задачей ведение политической работы и распространение социалистических идей, проведение культурно-просветительной работы среди населения. В союз молодежи было вовлечено до тридцати человек в селе Корсаково и около пятидесяти - в Хандалинских улусах. Активными членами и организаторами союзов были Ченкиров Иван, Николаев Иван, Васильевы Душей и Доржей, Пешковский Николай, Хамаганов Владимир, Хамышкеев Василий, Гашова Александра, Николаевы Алексей и Лаврентий, Хахалов Цырен, Савельевы Сагадай и Самбил, братья Халтуевы, Маниев Василий и др.
Члены союза выступали с докладами о текущем моменте, о задачах молодежи. Организовали концертную группу, которая разъезжала по улусам и ставила спектакли на актуальные темы: «Хуушан байдал» (Старая жизнь), «Архиин зэмэ» (Вино виновато), «hураhан да тай, hураагyй балай» (Ученому — море, неученому — тьма), «Унтер Пришибеев» и другие. Каждая постановка, как правило, сопровождалась докладами на различные темы.
Пьесы впервые ставились на бурятском языке, в них изображались эксплуатация кулаками и нойонами улусной бедноты, произвол русских чиновников и родовой знати. В организованных тогда по линии союза молодежи библиотеках в Хандале и Корсаково насчитывалось по 500-700 книг разных названий, большей частью политического характера, выписывалась из Иркутска большевистская газета «Власть Труда» и другая революционная литература. В этих мероприятиях активное участие принимала улусная молодежь. По инициативе союза и на его средства в течение трех лет (1920-1923 гг ) в улусе Хандала был построен народным дом (клуб), приобретены декорации и реквизит. Наряду с докладами политического характера в Хандалииской избе читальне (в улусе Олзоне), организованной союзом, раз в неделю регулярно проводились беседы по сельскому хозяйству, здравоохранению, о вреде религии и т. д. Не только молодежь, но и старики были частыми гостями избы-читальни. Помнится, какой большой интерес, споры вызывали беседы на политические и антирелигиозные темы.
В Твороговском бурятском улусе массовую работу проводил член союза молодой учитель В. С. Хамышкеев.
Один из активных членов союза молодежи Николай Пешковский в июле 1919 года был схвачен семеновцами и расстрелян в Даурии за участие в покушении на атамана Семенова.
Союз молодежи сыграл большую роль в повышении политического и культурного уровня молодежи, в деле организации просвещения бурятского населения. В 1923-1924 гг. многие члены Союза молодежи вступили в комсомол и в партию.
* * *
В первые годы Советской власти открывались новые школы в отдаленных улусах: Твороговском, Березовском и др. Организовывались мелиоративные товарищества в Дулане и в Твороговском улусе. Инициаторами их были А. И. Петров (в Дулане), А. А. Антипов (в Твороговском улусе). Появились машинные товарищества по совместной обработке земли в улусах Дулан и Корсаково.
Почти каждое лето река Селенга выходила из берегов и затопляла улусы, поля, луга и выгоны. Не оставалось ни одною сухого места, даже в домах появлялась вода. После наводнения на полях оставались грязь и лужи. Луга превращались в болота. В улусах создавались антисанитарные условия, население разорялось. Пользование землей становилось иногда невозможным.
В целях защиты земель от наводнения горсточка бурят Твороговского улуса объединилась и вела отчаянную борьбу с водной стихией. Начиная с 1917 года, они приступили к постройке на берегу Селенги земляных укреплений. Дамбы строились без помощи специалистов, без учета прочности и высоты подъема воды, поэтому их несколько раз прорывало и сносило водой.
По ходатайству населения в 1927 году Иркутское губернское земельное управление послало гидротехника для руководства этими работами. В этом же году твороговцы закончили сооружение дамбы длиною в 4,5 км. В поперечном сечении сооружение имело средние размеры: ширина вверху 2 метра, внизу - 4 метра, высота - 1,5 м. Кроме того, были построены и входили в систему этих дамб две капитальные переездные плотины через селенгинские протоки, общая длина которых составляла 70 метров, ширина вверху - 4,5 метра, внизу - 7 метров, средняя высота - 2 метра. Объем всей дамбы равнялся 4000 кубических метров. Оба откоса были обдернованы, что составило 7 тысяч квадратных метров дерновки. Кубический метр насыпи по условиям работ и местным цепам в то время стоил 2 руб. 50 копеек, квадратный метр дерновки - 30 коп. Стоимость всего сооружения определялась в 12 тысяч рублей (в эти годы пуд хлеба стоил 1 рубль).
Значение дамбы было огромно: она улучшала санитарные условия улусов, устраняла чрезмерную сырость низменных полей (закисление почв и пр.), способствовала своевременной обработке земли, посеву и уборке урожая, имела большое мелиоративное значение, так как с прекращением доступа воды заболоченные равнины и низины постепенно высыхали.
Несколько позже в 1932-1933 гг. по примеру твороговцев весь Кабанский район строил дамбы по левому берегу Селенги.
Дуланское мелиоративное товарищество, организованное в 1924 году, также проделало большую работу по осушению дуланских болот.
* * *
В 1923 году в с. Корсаково организуется партийная ячейка, которая с 1927-1928 гг. проводила большую работу среди населения. Позднее были созданы ячейки в Хандале, Дулане, Дологоне и Чесовенском.
По инициативе коммунистов были организованы машинные товарищества по совместной обработке земли, 6 коллективных рыболовецких артелей из бедноты, 3 транспортных бедняцких артели для перевозки рыбы в Иркутск от кооперативных организаций и одна сельскохозяйственная коммуна. Из партийных организаций многие коммунисты были выдвинуты на руководящую работу в хошуне и в другие районы. За это время (1924-1928 гг.) были построены школьные здания в деревнях Инкино, Шерашево.
Коммунисты проводили большую организаторскую и разъяснительную работу среди населения, в частности, произвели передел поскотины по числу скота (раньше было по числу мужских душ), передел земли по числу едоков и т. д.
В 1929-1930 годах партийные организации возглавили борьбу за коллективизацию сельского хозяйства и ликвидацию кулачества как класса. Во всех улусах и деревнях были организованы коллективные хозяйства. В последующие годы коммунисты вели борьбу за организационно-хозяйственное укрепление колхозов и увеличение их доходности.
Кударинцы показывали и показывают образцы хорошей работы, преданности Родине.
В 1939 году на Халхин-Голе отличились младшие командиры: Тынтуев Прокопий Егорович, Мосоров Алексей Николаевич, рядовые Смирнов Петр Петрович, Моксохоев Александр Мелентьевич, Иванов Комендан Федорович, Турунхаев Василий Николаевич, Ермоев Михаил Борисович, двое последних погибли смертью храбрых, защищая Родину. Тынтуев П. Е. и Моксохоев А. М. были награждены орденами Красного Знамени.
В годы Великой Отечественной войны кударинцы в боях за Родину прошли суровый путь по дорогам битв и сражений. Среди участников был и командир отделения, сержант Гинеев Ананий Игнатьевич. Он участвовал в бесчисленных сражениях от Москвы до Берлина и завершил свой боевой путь, водрузив в числе других Красное знамя над логовищем Гитлера — фашистским рейхстагом. Сержант Гинеев за проявленную отвагу имеет 9 благодарностей от Верховного командования Советского Союза и боевые награды: орден Красная Звезда, орден Славы III степени, медали: «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За победу над Германией», «За освобождение Варшавы» и другие. Благодарность Родины имеют многие сыны Кударинской степи. Тыл помогал фронту: было собрано много денег в фонд обороны страны, подарков, теплых вещей для бойцов. В победе над фашизмом есть доля труда бурят-кударинцев.
Царизм опутывал человека хитросплетенной сетью из религиозных верований и национальных предрассудков. Он учил ненавидеть и презирать друг Друга, воздвигал глухую стену между соседями - трудящимися русскими и бурятами, чтобы легче было грабить и тех и других.
Великий Октябрь открыл и русскому, и буряту глаза на вековую ложь. Луч света прорезал тьму и озарил жизнь людей.
Сейчас и у бурят, и у русских одни думы, заботы, стремления. В дружном, совместном труде строится новая, радостная и счастливая жизнь.