Неглубокое озеро
было спокойно в душе,
карасей разводило
и уток пасло в камыше.
Неизвестно теперь,
кто такое ему рассказал,
что на свете могучее озеро есть -
полноводный Байкал.
И задумалось бедное озеро
и мечтает теперь об одном:
стать огромным Байкалом
и ночью мечтает, и днем.
И Байкалу не спится,
но только мечта высока -
и ему не приснится
шуршащий камыш озерка.
Алексей БАДАЕВ
Байкал. Ты какой сегодня,
Напор ледяной воды?
Я опускаю сходни
На катер своей мечты.
Сползает к воде, как к блюдцу,
Нерпичья голова -
За спиной остаются
Ушканьи острова
BОЛН белорогих стадо
Баргузина порыв.
Залив Чивыркуйский рядом -
И я захочу в залив!
Девушка в синей блузе
Над бочками омулей
Парень шагает грузно
По шатким настилам к ней.
Оба как будто тушью
Вписаны в зелень гор
Рокот Байкала глушит
Неуловимый спор
Мне этой картиной греться,
Вдали от нее тужить
Все это - в самом сердце
Всем этим - век мне жить
Анатолий ЩИТОВ
Неглубокое озеро
было спокойно в душе,
карасей разводило
и уток пасло в камыше.
Неизвестно теперь,
кто такое ему рассказал,
что на свете могучее озеро есть -
полноводный Байкал.
И задумалось бедное озеро
и мечтает теперь об одном:
стать огромным Байкалом
и ночью мечтает, и днем.
И Байкалу не спится,
но только мечта высока -
и ему не приснится
шуршащий камыш озерка.
Алексей БАДАЕВ
О тебе мы наслышаны были!
Кочевий седло
сохранило дыхание
свежести острой.
И, как стрелы в колчаны,
в глубинную память вошло:
баргузин - это ветер,
Ольхон - это остров.
В нас гудели названья твои -
Энхалук и Давша,
омуля, соболя
наши зоркие взгляды пленили.
И, как вал крутогривый,
кипела восторгом душа.
Ржали кони
и воду прозрачную пили.
Мой народ в добрый путь
твоим именем благословлял,
в нем дыхание бури,
и лепет ребенка,
и солнца свеченье.
Мы, еще не увидев тебя,
сознавали, что есть ты, Байкал,
вкус воды твоей чистой
хранили в полынных кочевьях.
Алексей БАДАЕВ
Грешно тосковать у Байкала,
Затем ли была суждена
та полночь, где море дремало,
серебряно пела луна?...
Мгновенья прекрасны и долги.
Настояны эти часы
на запахе кедровой смолки,
на тихом дыханье арсы.
Байкал утомился - не странно:
хотя и могуч, да не юн -
легко ли гонять неустанно
валов непокорный табун?
Покой и табунщику нужен -
не слышит уже ничего,
не част, но тем паче заслужен
таинственный отдых его.
Деревья стеснились, и сами -
как конский табун, что в жару
ветвями - нет, что я, - хвостами
прогнать норовят мошкару:
Вот так простою до рассвета
под кряжистой крепкой сосной,
Я знаю, что дерево это
о прошлом тоскует со мной.
Хоть ветки крепки и корявы,
но шишки, как слезы, летят,
и снова больные суставы
в тиши полуночной скрипят...
Тоскую о прошлом, в котором
мы жили, казалось, вчера,-
как старец, взыскующим взором:
а где молодая пора?!
Когда ты сидела со мною?
И был ли тот вечер святой
под этой же светлой луною,
над этой же темной водой?
Была ли та полночь сырая,
когда ты, тиха и нежна,
молчала, порыв свой смиряя,-
так бурю таит глубина?...
Тяну к тебе руку, но снова
холодной коснусь пустоты.
Шепну тебе тихое слово -
оно безответно...
Да ты
жила ли,
была ли на свете,
иль попросту выдумал я
черты мимолетные эти -
оплот моего бытия?
Но, как бы огнем опаленный,
прошел я и воды, и твердь.
У смертного - срок пенсионный,
у сердца его - только смерть.
Иначе душа бы молчала -
валун на пустом берегу...
Грешно тосковать у Байкала,
а не тосковать не могу.
Прости меня, если нарушу
счастливый закон твой, Байкал,
но кто же, имеющий душу,
по ком-нибудь не тосковал...
Алексей БАДАЕВ
Я ночью проснулся. Мне кто-то сказал:
"Мертвое море - священный Байкал".
Я на себе почувствовал взор,
будто я моря убийца и вор.
Слышу - не спит иркутянин во мгле.
Курит. И предок проснулся в земле.
Когда ты болеешь, все мы больны.
Байкал, ты - хрустальная печень страны!
И кто-то добавил из глубины:
"Байкал - заповедная совесть страны".
Плыл я на лодке краем Байкала.
Вечер посвечивал вполнакала.
Ну, неужели наука солгала
над запрокинутым взором Байкала?
И неужели мы будем в истории -
"Эти, Байкал загубили которые"?
Надо вывешивать бюллетень,
как себя чувствует омуль, тюлень.
Это не только отстойников числа -
совесть народа должна быть чистой.
чтоб заповедником стало озеро,
чтоб его воды не целлюлозило,
чтобы никто никогда не сказал:
"Мертвое море - священный Байкал".
Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
I
Замирают крутые гольцы в удивлении:
отчего наши песни светлы и нежны?
Оттого, что Байкал - море древнего племени.
Он прекрасен, а значит, прекрасны и мы.
В наших судьбах, не правда ль, есть что-то такое
от размаха его поднебесной волны.
Поглядите, как солнечной силой прибоя
рвет он сети таежной глухой тишины!
II
Я в столетии нашем тревожном,
от вершин материнских вдали,
все храню амулетом дорожным
ветку родины - саган-дали.
И о том, как прекрасна планета,
чьи напевы в душе берегу,
неизменно сужу по рассвету,
о Байкал, на твоем берегу.
Когда утро несущие воды
родниковым простором чисты,
словно тут сам исток у природы
многоликой ее красоты.
III
Он - та же Джомолунгма,
но только в глубину.
Моя печаль и дума,
таящая струну.
Здесь, в синеве глубокой,
сокрыты небеса.
Байкал - моя слеза
и око.
Баир ДУГАРОВ
Ложась вздремнуть у томных скал,
Не хороня своих секретов,
Мне выражал старик Байкал
Свою обиду на поэтов.
- Они поют меня всегда,
Когда кипит моя вода,
Когда порыв мой дик и бешен,
Но почему-то не тогда,
Когда я тих и безмятежен,
Когда, закончив с ветром спор,
Я вытянусь, решив погреться,
И девушка с высоких гор
В меня приходит поглядеться.
Прозрачный, как одна слеза,
Я неподвижным быть умею.
Ее монгольские глаза
Я сделать уже не посмею.
На мне приметен каждый блик
И каждый луч,
По мне скользящий...
Быть может,
Этим я велик,
Быть может,
В этом настоящий.
Не расшатать мне вечных скал,
Да, и признаться, труд напрасен.-
Так говорил старик Байкал.
И был с Байкалом
Я согласен.
Василий ФЕДОТОВ
Федоров, В.Д. Байкал: стихотворения / В.Д. Федоров // Собр. Соч. в 5 т. Т. 1. - М.: Современник, 1987. - С. 166.
Байкал, чья слава в этом мире
Века веков переживет,
Как он под стать самой Сибири
Бескрайним плесом мощных вод;
Под бурей - рокотом громовым
У скал прибрежной полосы,
В тиши - достоинством суровым
Могучей сказочной красы.
В его блистающем просторе,
В глубинной толще вековой,
В его повадках - облик моря
И отзвук в говоре морской.
От скальных круч Хамар-Дабана
Сплетает гор своих венец
Он - мирового океана
На этой суше посланец.
Пусть далеки на ней селенья
От океанских берегов,
Уже взрастил он поколенья
Отвагой славных моряков.
И дань души своей влюбленной
Несут Байкалу с давних лет
Рыбак, и труженик-ученый,
И живописец, и поэт...
Байкал! Бегут в тайгу на север
Сквозь ночь сибирскую огни.
На Ангаре и Енисее -
Байкала отблески они!
Не сон глухой, не камень дикий,
Не память бед,- иная быль -
Дела индустрии великой -
Твой день сегодняшний, Сибирь.
Но эти царственные воды,
Но горы в сизой полумгле,-
Байкал - бесценный дар природы
Да будет вечен на земле.
Александр ТВАРДОВСКИЙ, 1959.
Твардовский, А.Т. Байкал / А.Т. Твардовский // Собр. Соч. в 5 т. Т. 1. - М.: Худож. лит., 1966. - с. 566.
Это все здесь мое -
от высокого гулкого неба
До блестящего камушка
на ледянистом дне...
Что угодно бери,
чем душа загорится
- потребуй:
Я в краю своем весь,
как и весь он - во мне.
Хочешь знойного юга?
Пожалуйста!
Надо направо.
Пар горячих ручьев
оседает на иглах хвои...
На сто верст размахнулась
зазывная
здоровья держава.
Ты вбирай этот воздух,
эти горы - твои.
Но сначала побудь на Байкале
не просто проезжий.
Много их развелось.
Вон палатки торчат там и тут.
Вон орет оглашенно
нечесаный леший.
Ты не бойся таких.
Эти временны.
Эти уйдут.
Я люблю свой Байкал.
Не хочу, чтоб с ухмылкой глазели,
В работящую лезли волну
шустряки...
Стаи лодок подходят...
На этой неделе
Был хороший улов.
Пусть попразднуют рыбаки,
Скинут груз напряженья
от бешеных шквалов...
Запах свежей ухи
источает заждавшийся дом...
За широким столом
сыновья засиделись Байкала.
Мы не будем мешать.
Мы посмотрим и молча уйдем.
Нет окраин теперь.
Есть столицы и центры.
Центр алмазов - Якутия,
стали - Урал.
Но единственный центр
(подсчитайте озона проценты!)
Первозданной природы
остается Байкал.
Мы в душе сохраним
эту ясную первозданность.
Пусть дивятся влюбленности нашей,
не знавшей измен.
Даже думать грешно здесь
про ложь и обманы,
Про крадущийся исподволь
пошлости тлен!
...Это все здесь мое,
а теперь будет нашим
От высокого неба
до камушка
на ледянистом дне...
Перед нами искрится
Байкала вечерняя чаша,
Да качаются чайки
на белой волне.
Анатолий ЩИТОВ
В душе прощальными аккордами звучат
осенние слова осанны лебединой.
Сиреневый закат, сиреневый закат
над темно-фиолетовой равниной.
То было много дней тому назад,
а нынче над уснувшею равниной
сиреневый закат, сиреневый закат
и снег на льду нетронутый, целинный.
Теперь уж я, откуда и куда?
Лечу без разрешения и спросу.
Дымится в полыньях студеная вода,
и вспыхивают пламенем торосы.
Теперь уж я восторженность свою
несу тебе на крыльях неустанно.
Теперь уж непременно я спою,
я зимнюю тебе спою осанну.
Спою о том, как я безмерно рад
зимою вторить песне лебединой.
Сиреневый закат, сиреневый закат
над темно-фиолетовой равниной.
Виктор ГУМЕНЮК
Заколочены дачи
на долгую-долгую зиму.
На обрыве под ветром
скрипит вековая сосна.
Неспокоен Байкал.
Снова вскорости дуть баргузину.
В шевелюре травы сединою
легла желтизна.
В позабытом костре у воды
сизоватое пламя пригасло,
кверху днищем смоленым
чернеет рыбацкий баркас.
Лошаденка в ограде
чешет бок о скрипучее прясло,
и ушами прядет,
и с тревогой косится на нас.
От воды по тропинке старушки
бредут нам навстречу,
притомила их крепко
по обрыву всё в гору ходьба.
Так пытливо глядят,
уважительно нам: "Добрый вечер"
После нашего "Здрасьте":
"А ваша котора изба?"
Отвечаю старушкам.
И так растревожил мне душу
в этом мире понятном
простой деревенский уклад.
Для того я свой быт городской
в этот вечер нарушил,
чтоб взглянуть на байкальский,
такой необъятный закат.
Чтобы здесь, в тишине,
пережить и восторг, и смятенье,
умереть и родиться,
и думать всю ночь до утра,
что когда-то слыхал
этих волн неумолчное пенье
и взирал на таинственный трепет
ночного костра.
А когда, наконец, горизонт
заалеет меж кедров,
чувств избыток вдруг выплеснуть,
слез от себя не тая,
оттого, что Природа
с тобою так делится щедро,
оттого, что допущен
в святая святых бытия.
Виктор ГУМЕНЮК
Есть народы, которым
и дня не прожить без Кавказа,
есть немало племен,
что рекой Амазонкой горды.
О святая любовь,
что с рожденья до смертного часа
держит честных людей
близ родимой земли и воды!
И как Волга —
душа, и святыня, и песня России,
мой бездонный Байкал
для бескрайной бурятской земли —
средоточие воли,
изобилья, достатка и силы.
Без него бы народ мой
исчез, как дождинка в пыли.
Где б ни странствовал я
И каких ни видал бы диковин,
я всегда возвращался
душою и сердцем к нему,
чтоб — древнейшее зеркало,
светел, правдив и огромен,
он меня самого
показал бы себе самому.
И, глядясь в эти воды,
я вижу сородичей лица,
и судьбу своих предков,
и славу грядущих веков, —
все, что пращурам снилось
и что моим детям приснится
на родимой земле,
среди вечности, гор, облаков.
Как рыбак, что воде
так светло и язычески верит,
я доверил тебе
все, что было и будет со мной.
Так сияй же, сияй,
набегай на уступчивый берег,
освежай мои думы
своею бессмертной волной!
Владимир ПЕТОНОВ
Дикие волны Байкала,
Озеро набок креня,
С самою жизни начала —
С детства качали меня.
Мягкие летние травы
Были постелью моей,
В зелени майской дубравы
Песням учил соловей.
Брал я здоровье у хлеба,
Слово в народе искал,
Взял глубину я у неба,
Мужество, твердость — у скал.
Все, что мне нужно для жизни,
Взял я в родимом краю,
Чем же отвечу Отчизне?
В песнях ее воспою.
Владимир ПЕТОНОВ
Свежий ветер с Байкала, звеня,
Налетает — резки его струи.
Он проносится мимо меня:
Слышу топот степного коня,
Перезвоны серебряной сбруи.
Свежий ветер отары пасет —
Мчатся бурные волны на берег,
Словно белые овцы, вразброд:
Постоят у закрытых ворот
И обратно отходят, робея...
Смотрит старый Байкал веселей,
Он богатства свои не считает:
Ходят овцы — не сыщешь белей,
И плывут косяки омулей,
И коней табуны пролетают!
Скакуны его сыты, чисты,
Горячи, быстроноги, игривы —
Вверх взлетают буруны-хвосты,
По спине распластались, густы,
Волны пенные — светлые гривы!
Свежий ветер затихнет, таясь
В темных скалах, довольный собою,
А Байкал, то ворча, то смеясь,
Все качает, с дремотой борясь,
Головою косматой прибоя...
Владимир ПЕТОНОВ
Садилось солнце
И ночлег искало,
И у воды застряло в острых скалах,
И в тот же миг
Наполнился повсюду
Прекрасный мой Байкал живым огнем:
Пылает жарко золотое блюдо,
Слепит глаза —
Ни пятнышка на нем!
Быть бы мне сильным да мудрым,
как море Байкал —
с чистой и светлою душою,
как майское утро.
Ветер какой бы во мне ни ревел,
ни стонал —
взор мой на все бы поглядывал просто
и мудро.
Мусор души
из себя бы на берег швырял,
чтоб ни соринки — на звонкой пружинистой глади.
Чуткой,
неспешной волной бы тихонько играл —
мех соболиный
волны переливчатой
гладил.
И, как Байкал,
в штормовую погоду у скал
не выворачивал дна своего бы наружу.
Ради острастки
слегка бы собой постращал —
стоит ли всякому в жизни выказывать душу.
Страсти скрывая в пучине,
себя бы смирял —
гнев свой полночный являл бы смиреньем наутро...
Быть бы мне сильным
да мудрым,
как море Байкал —
взор мой на все бы поглядывал просто
и мудро.
Владимир ПЕТОНОВ
Я запомнил, как Байкал серчает.
Еле слышно шепчет он сперва,
А потом ветра его крепчают —
Он бормочет грозные слова.
Поднимает, погоняет воды —
Громоздится на волну волна.
Буря свою музыку заводит,
Неизменна, тягостна она...
Море табуном огромным стало:
Волны скачут к берегу и ржут.
Пролетая темные провалы,
Лодочки рыбацкие плывут —
На волнах взмывают темно-синих,
Хваткою любуются своей,
Как джигиты, что сидят на спинах
Диких, необузданных коней!
Владимир ПЕТОНОВ
По степи струится маленький родник,
Он едва ягненку по колено,
Но усталый путник, что к нему приник,
Пьет и пьет и жадно и блаженно.
О Байкале знаем: знаменит, велик...
Но своей блистая чистотою,
Нас поит студеный маленький родник
По-байкальски вкусною водою.
Наш Байкал, что к славе мировой привык,
Не унижен этим добрым сходством.
Морем слыть не хочет маленький родник,
Тихий, не кичится первородством.
Этот — всем известен, жизнь того — скромна,
Силы их различны,— суть у них одна!
Дамба ЖАЛСАРАЕВ
Если вдруг на тяжелой устану дороге,
Если цели своей не увижу вдали,
Если буду с трудом волочить свои ноги,
Как стреноженный конь задыхаясь в пыли,—
О Байкал-богатырь,
Ты прохладой повей,
Укрепи мое тело, чтоб стал я сильней.
На дороге бывают любые напасти
Если где-то расслабится воля моя,
Если с жалом отравленными горе-злосчастье
Подкрадется коварно ко мне, как змея,—
О Байкал-властелин,
О волшебник седой.
Окропи мою душу целебной водой
Если в утренний час или ночью во мраке
Я, как зоркий охотник, по следу пойду,
И загадочной жизни приметы и знаки
Попытаюсь понять, изучить на ходу, —
Мой наставник Байкал,
Помоги мне: со мной
Поделись ты бездонной своей глубиной.
Дамба ЖАЛСАРАЕВ
В каких бы местах не встречал я сияние дня,
В моей ли тайге иль вдали, на чужом полушарии,
Мне кажется, будто все время глядят на меня
Глаза бесконечно родные, глаза светло-карие.
Иль то на меня из-под серых таежных бровей
Отца моего укоризненный взгляд устремляется,
Иль милая мать поджидает меня у дверей
И нежно и всепонимающе мне улыбается?
Дамба ЖАЛСАРАЕВ
С географами в споре
Чуть голос не сорвал:
Байкал,— кричу я,— море,
Не озеро Байкал!
А озеро чем хуже?
Я сам певец озер.
Но называть их: лужи —
Обида, глупость, вздор.
Высокие Саяны —
Не сопки же, ей-ей!
А Селенга, понятно,
Никак уж не ручей!
Коль каждому пристало
Тем зваться, кто он есть,
Зачем же у Байкала
Мы отнимаем честь?
Байкал по праву — море,
Гляди, простор каков!
Он и по нраву — море,
Спросите моряков!
Дамба ЖАЛСАРАЕВ